Полдень, XXI век, 2012 № 06 - [53]

Самое интересное – ученые-естествоиспытатели, кажется, почувствовали некий «вызов» и были вынуждены высказать свое мнение. Между 1918 и 1926 годами трое крупных русских ученых – физиолог Владимир Бехтерев, биолог-эволюционист Иван Шмальгаузен и зоолог Сергей Метальников опубликовали книги и брошюры, обсуждающие проблему смерти и бессмертия с точки зрения науки. Бехтерев говорил, что бессмертие возможно лишь в человеческих делах и в памяти людей. Шмальгаузен считал, что смерть есть плата за сложность многоклеточного организма и что «старческая дегенерация входит в нормальный цикл особи». Сергей Метальников был более оптимистичен: исходя из того, что клетка как таковая может вроде бы размножаться бесконечно долго, он считал что в этом факте содержится основа для человеческого омоложения.

Сталинизм, разумеется, пресек все разговоры на эту попахивающую религией тему. Но после примерно 30-летнего перерыва интерес к теме возродился. Предпосылкой для этого стало возобновление в СССР геронтологических исследований и организация в 1958 году в Киеве первого Института геронтологии. Если наука существует – люди поневоле задумываются, куда могут завести ее успехи, тем более, что и научная фантастика в это время испытывает взрыв популярности. В середине 1960-х годов в популярной прессе появляются несколько статей президента Академии наук Белоруссии Василия Купревича, доказывающих, что рано или поздно наука может и должна дать человеку бессмертие. Купревич – прежде всего ботаник, но инициирует создание сектора геронтологии. Вслед за Купревичем статьи аналогичного содержания пишет генетик и геронтолог Лев Комаров. В 1969 году крупный физико-химик академик Петр Ребиндер публикует в «Литературной газете» статью «К горизонтам будущего», в которой говорит: «Первоочередная задача биологии – сделать человека бессмертным».

Под влиянием идей Купревича известный белорусский поэт Кондрат Крапива написал пьесу «Врата бессмертия», в которой обсуждает проблемы этики взаимоотношений между людьми, получившими дар бессмертия.

Параллельно тема достижения бессмертия начинает вновь появляться в фантастике – не очень часто, но регулярно. Возможно, первым прецедентом этого рода в послевоенное время стало появление в 1964 году (за год до статей Купревича) романа фантастов Парнова и Емцева «Бунт тридцати миллионов» – в нем, правда, бессмертным был не человек, а древний ящер с особым строением ДНК. Самое же любопытное – роман сопровождало предисловие кандидата химических наук В. Шибнева «Биохимия бессмертия». Автор послесловия рассуждает о научных основаниях фантастической идеи и признает, что «человек не может примириться со смертью».

Фантастика становилась полем для высказывания сомнительных идей и обсуждения этической проблематики возможного бессмертия. Можно назвать такие произведения советской имморталистской фантастики, как «Ольга Нсу» Геннадия Гора, «Бессмертие для рыжих» Владимира Фирсова, «Пилот экс-тра-класса» Владимира Михайлова, «Лачуга должника» Вадима Шефнера, «Пять ложек эликсира» братьев Стругацких (последнее произведение экранизировано). Именно в альманахе научной фантастики в 1970 году была опубликована статья историка Александра Горбовского «Стучавшие в двери бессмертия», где приводится сводка всех известных в истории мифологических и реальных попыток достичь бессмертия; в финале статьи выражается надежда, что наука действительно сможет это сделать.

Официозная советская философия явно почувствовала вызов – и начала отвечать. В середине 1960-х годов, практически одновременно со статьями Купревича, вышла книга заведующего кафедрой истории и теории атеизма МГУ Ильи Панцхавы «О смертности и бессмертии человека», где автор жестко отрезал: «Стремление к неограниченному продолжению персонального существования неосуществимо и порочно в своей основе. Оно представляет собой бесполезное восстание против фундаментального закона существования живого, утверждающего, что смерть есть необходимый момент жизни»[1].

Но несмотря на сопротивление профессиональных атеистов, тема возвращается в гуманитарные науки. В 1969 году появляется диссертация Г. Г. Ершова, в которой – после 30-летнего перерыва – используется термин «иммортализм» и содержится призыв отличать «плохой» – религиозный – иммортализм от «хорошего» – научного, опирающегося на достижения передовых наук. В 1980 году дипломат и писатель Владимир Пряхин, выступая на симпозиуме по продлению жизни и пытаясь дать некое философское обоснование геронтологическим исследованиям, выдвинул концепцию биологически бессмертного человека как материального носителя новой формы движения материи.

Настоящий прорыв произошел во второй половине 1970-х годов благодаря деятельности прежде всего двух человек – философа Игоря Вишева и литературоведа Светланы Семеновой.

Творчество Игоря Вишева – удивительное явление русской культуры. В молодости он потерял зрение, но не потерял силу духа, смог стать доктором философских науки и профессором Челябинского университета. Главной темой его жизни стал «иммортализм», хотя сам Вишев предложил термин «иммортология» – предполагаемая наука о достижении бессмертия. С начала 1970-х годов Вишев написал множество статей и книг, доказывающих, что человек может надеяться на бессмертие, что он вовсе не обречен на смерть фатально, что бессмертие является главной целью человечества и наука может этой цели достичь, поскольку уже стали появляться соответствующие разработки. В публикациях советского времени Вишева и Купревича называют двумя главными адептами иммортализма.