Полдень, XXI век, 2009 № 01 - [33]

— Дура? — интеллигентно, по меркам моих сокамерников, поинтересовался я. — А если увидят?

— А ты умный, да? — прошипела Оля. — Воду с собой взял? Там сейчас идет дождь, я банки выставила!

И вправду, снаружи шел дождь. Он мягко перестукивал по крыше, а на парапетике за дверцей медленно наполнялись три литровые банки и одно пластиковое ведерко. Я прикинул — в принципе, издалека их не увидеть, вокруг сад. А вблизи… Ну что ж, можно рискнуть.

— Извини. Ты молодец.

И она расцвела. Сразу, в мгновение — из разгневанной мегеры в прекрасную даму. Я понял, что она если и не красавица, то очень милая, но тут же выбросил эти дурацкие мысли из головы.

Пока она не смотрела на меня, я сходил в люк по-малому. Подумал было, а как это делает Оля? Впрочем, это — ее проблемы.

Свет проникал сквозь редкие щели в потолке, поэтому я не стал зажигать свечу. Читать при таком освещении невозможно, а делать больше нечего. Поэтому я лег на диван и попробовал снова заснуть.

Ольга что-то делала. Шебуршала, возилась — я приоткрыл глаза и понял, что девочка прибирается. Ну да, куда деваться — заключенная, не заключенная — женская порода. Прибраться, помыться, накраситься.

А то, что ее могут услышать, ничего не значит! Но я мужественно промолчал, скрывая раздражение. Через некоторое время удалось задремать, а когда я проснулся, то обнаружил, что Оля подогревает открытую банку тушенки над свечкой.

«Могла бы и холодной поесть, — с усиливающимся раздражением подумал я. — Ишь, цаца, барыня нашлась».

— Кушать подано, — сказала она мне на ухо через некоторое время. Ее волосы задели меня по щеке, было щекотно и как-то странно.

Она где-то среди этого бардака нашла две тарелки и пару ложек. Причем у меня тушенки оказалось куда больше, чем у нее, и почти целая луковица, а в ее тарелке только маленький кусочек.

Я бесцеремонно потрогал свою порцию — теплая. Затем ее — холодная. Из своей тарелки я переложил на ее, так, чтобы все было поровну. Она — также молча — вернула все как была.

— Ты мужчина, ты должен есть больше, — категорично заявила девочка и поджала губы.

Сил на ссору и объяснения у меня не было, поэтому я взялся за ложку. Хотел спросить, а почему нет вилок, но сдержался и даже рассердился на себя за такую мысль.

Умял я свою порцию в две минуты. А потом еще взглянул на тарелку Оли — может, что осталось? Она ела медленно, откусывая небольшие кусочки. Мне стало стыдно.

Из чашки с отломанной ручкой я попил дождевой воды, затем лег обратно на диван. Так прошел весь день — я лежал, девчонка шебуршала по хозяйству. Заносила дождевую воду, что-то мыла, что-то перетаскивала. И я бы встал ей помочь — но не отпускало странное ощущение, что от этого будет хуже. Непонятно как — но хуже.

Ближе к вечеру недалеко от нашего домика раздались выстрелы. Оля сжалась, я тихо сказал:

— Не бойся, у них и без нас достаточно развлечений.

Ужинали одной морковкой на двоих. Потом я лег спать, ночью.

Оля снова пришла ко мне под одеяло — я, как настоящий джентльмен, отодвинулся.

* * *

Ближе к утру проснулся от крика. Вскочил, спросонья ударившись о стропила головой. Осмотрелся — девчонки нигде не было. Из приоткрытого люка раздавались стоны. Я высунулся наружу — внизу лежала Оля.

Быстро вытащил лестницу, спустился.

— Где болит?

Она показала на лодыжку. Я пощупал. Так всегда делал наш врач в детдоме, при этом заявляя, что если пациент взвоет и потеряет сознание, то — перелом. А если просто закричит — то ничего страшного, вывих или растяжение.

Оля застонала, глядя на меня как на последнюю сволочь.

— Это вывих, — сказал я, отводя глаза. — Сейчас я посажу тебя ко мне на закорки, постарайся держаться покрепче.

Когда я лез вверх, молясь, чтобы перекладины не сломались, ее щека прижималась к моей, и я чувствовал слезы, скатывающиеся за воротник куртки моего камуфляжа.

На чердаке я положил ее на диван, втащил лестницу, закрыл люк. Затем зажег свечку и подошел к Оле.

— Зачем ты это сделала? — голосом Великого Инквизитора спросил я.

— Потому что ты кретин! — ответила она и разревелась. — Я, как дура, ждала, что ты меня обнимешь, а ты отвернулся!

— И из-за этого ты спрыгнула вниз? — потрясенно спросил я.

— Нет! — возмутилась Ольга. — Еще чего! Я просто поняла, что я тебе в тягость и вообще не нужна. И решила тихо уйти.

Это не укладывалось в моей голове. Надо же быть такой дурой? Такой идиоткой? Вот так, на голом месте взять — и спрыгнуть, а там же снаружи сплошь преступники, подонки и ни малейшего шанса выжить в одиночку!

Четырнадцатилетняя девочка — лакомый кусочек для любой твари, гуляющей снаружи. Внутри у меня бурлило, подмывало сказать что-нибудь едкое, но я сдержался.

Все утро я суетился вокруг Оли. Она то и дело что-нибудь спрашивала — подслащенной воды, укрыть больную ногу одеялом, снять одеяло. Это в какой-то мере наполнило смыслом мое пребывание здесь, стало не так тоскливо.

Днем мы читали — я выкопал среди груды учебников и глупых старых советских книг роман Теофиля Готье «Капитан Фракасс», а Ольга требовала то одну книжку, то другую, то вдруг решала почитать газету, и я снимал все с импровизированного столика, чтобы достать для нее нашу «скатерть».