Полая вода. На тесной земле. Жизнь впереди - [204]

Шрифт
Интервал

— Василий Александрович, мы, значит, везем… Василий Александрович, я старался сделать, как указывали, чтоб деревянного стройматериала было больше… Товарищи, тише! Я ж хочу доложить…

— Товарищ Тартакин, а мы же вот идем и смотрим. Докладывать не стоит, — ответил Василий Александрович и, поддерживая чей-то веселый разговор, пошел дальше.

Миша и Гаврик побежали согнать коров и телят, которые успели разбрестись в разные стороны. Они вернулись, когда Василий Александрович и колхозники, осмотрев обоз, снова собрались около передней подводы.

Секретарь райкома негромко говорил:

— От райкома партии спасибо вам, товарищи, за все, что собрали для колхозников, больше вас пострадавших от войны. Спасибо за любовную организацию и в большом, и в мелочах. Спасибо за товарищеское единодушие, за хорошее настроение, с каким отправляете этот обоз.

Василий Александрович замолчал. По лицу его заметно было, что он собирался сказать еще что-то такое же…

Но мысль его неожиданно остановилась на чем-то радостном, большое лицо заулыбалось.

— А и в самом деле обоз готовили с хорошим настроением.

И вдруг он остановил себя, решительным движением достал из кармана газету и, разворачивая, заговорил:

— Спрашивается, а почему нам не быть веселыми, если, слушайте вот, товарищи, как наша армия сбрасывает фашистов в Днепр…

К ребятам тихо подошел шофер и зашептал, вручая им ведро:

— Товарищи шефы, пожалуйста, из той вон глинистой ямы принесите хоть полведерка воды — немного подолью в радиатор и руки помою.

Захватив стоявшее около машины ведро, Миша и Гаврик убежали за водой. Возвращаясь из глинистой ямы, они увидели, что обоз стоял на прежнем месте. Около передней подводы, где развевался флаг, было людно и весело: баянист играл плясовую, а колхозницы плясали.

Василий Александрович, стоявший здесь вместе с Иваном Никитичем, от души поощрял колхозниц:

— Товарищи, хорошо вы пляшете! Просто хорошо!

Протиснувшись к самому кругу, Миша и Гаврик увидели, как колхозница, которую секретарь райкома называл товарищем Коптевой, подтягивая широкий ремень на ватной кофточке, шутливо крикнула, кивнув в сторону секретаря райкома:

— Василий Александрович, «хорошо» чужими ногами не считается! А своими ногами считается! Вот так! — И, перехватив себя руками в поясе, подскочила, ударила каблук о каблук и завертелась около самого баяниста.

— Кто сказал «хорошо чужими ногами»? — услышали ребята допытывающийся голос Василия Александровича.

— Кто знал, тот и сказал! — отвечала ему Коптева и зазывно приглашала: — Бабочки, давайте пополнение, чтобы шире круг!

Миша и Гаврик, теснимые назад, помня, что позади оставили ведро с водой, опасливо поглядывали друг на друга. Танцующих в кругу становилось все больше.

— Гаврик, может, скоренько отнесем ведро шоферу и вернемся? — прошептал Миша.

— Как хочешь, — схитрил Гаврик.

Миша тоже не мог решиться уйти отсюда: он видел, что Василий Александрович, продолжая настойчиво допытываться: «Кто сказал, что хорошо чужими ногами?», выходил на круг.

— Василий Александрович, по такому делу пиджачок придется снять. Мешает развернуться! Бросайте его мне на руки! С большой охотой подержу! — услышали ребята голос Ивана Никитича.

Круг стал расширяться, и вдруг под чьими-то ногами хлюпнула вода и зазвенело ведро.

— Слышал? — спросил Миша Гаврика и с беспечным весельем добавил: — Гаврик, шире круг!

— Миша, так мы ж потом можем десять раз сбегать за этой водой! — ответил Гаврик, но не вовремя, потому что шофер, взяв его легонько за локоть, сказал:

— Товарищ шеф, слышал я по голосу, что мое ведро где-то зазвенело. Найди его, пожалуйста, а уж за водой, видать, я сам схожу. Шефы, должно быть, разные бывают. — И, распорядившись, чтобы Гаврик принес ему ведро к машине, удалился.

— Миша, что будем делать? — спросил посрамленный Гаврик.

— Плясать, — сердито вытаскивая из толпы Гаврика за полушубок, ответил Миша.

Схватив валявшееся ведро, Миша и Гаврик, стараясь не попасться на глаза шоферу, опять побежали к глинистой яме. Как ни торопились они вернуться и еще посмотреть на танцующих, но опоздали. С пригорка им стало видно, что обоз уже на сотню метров отъехал от того места, где недавно было весело и людно. Остались только Иван Никитич, Василий Александрович, колхозница Коптева, что бойчей других танцевала, и Тартакин.

Тартакин стоял в стороне, засунув руки в карманы. Миша и Гаврик обратили внимание, что Тартакин и теперь был таким же скучным, каким он был и тогда, когда все веселились и плясали.

Василий Александрович, Иван Никитич, Коптева сейчас смеялись, глядя на то, как четыре колхозницы, отделившись от обоза, гонялись за белым петушком и золотистой курочкой, которые, ухитрившись вылезти из садка, быстро убегали от обоза.

— Так можно и кур проплясать!

— А ты пляши в другой раз с оглядкой! — смеялись колхозницы.

«Ка-гай! Ка-гай!» — откуда-то из-за холма кричал гусь.

Мише и Гаврику гусиный крик «ка-гай! ка-гай!» показался очень похожим на «ка-тай! ка-тай!». Получалось, что гусь ободрял убегающих петушка и курочку. Наверное, нечто похожее представилось и Василию Александровичу.

— Товарищи, прошу, не надо больше! — шутливо погрозил он смеющимся ребятам. И будто сейчас только угадывая, что это были Миша и Гаврик, кинулся к ним, обнял и, заглядывая в глаза то одному, то другому, говорил: — Друзья мои, а ведь степь и черная буря уже остались позади! Теперь-то ясно, что таким товарищам, как вы, можно поручить и самостоятельное дело. И мы уже договорились с Иваном Никитичем, чтобы дать вам такое дело.


Еще от автора Михаил Андреевич Никулин
Повести наших дней

В настоящую книгу вошли произведения, написанные М. Никулиным в разные годы. Повести «Полая вода» и «Малые огни» возвращают читателя к событиям на Дону в годы коллективизации. Повесть «А журавли кликали весну!» — о трудных днях начала Великой Отечественной войны. «Погожая осень» — о собирателе донских песен Листопадове.


В просторном мире

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Осеннее равноденствие. Час судьбы

Новый роман талантливого прозаика Витаутаса Бубниса «Осеннее равноденствие» — о современной женщине. «Час судьбы» — многоплановое произведение. В событиях, связанных с крестьянской семьей Йотаутов, — отражение сложной жизни Литвы в период становления Советской власти. «Если у дерева подрубить корни, оно засохнет» — так говорит о необходимости возвращения в отчий дом главный герой романа — художник Саулюс Йотаута. Потому что отчий дом для него — это и родной очаг, и новая Литва.


Войди в каждый дом

Елизар Мальцев — известный советский писатель. Книги его посвящены жизни послевоенной советской деревни. В 1949 году его роману «От всего сердца» была присуждена Государственная премия СССР.В романе «Войди в каждый дом» Е. Мальцев продолжает разработку деревенской темы. В центре произведения современные методы руководства колхозом. Автор поднимает значительные общественно-политические и нравственные проблемы.Роман «Войди в каждый дом» неоднократно переиздавался и получил признание широкого читателя.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.