Поль Робсон - [34]

Поль скорее обрадовался, чем огорчился, когда Стайп барственно-небрежно прервала его пение. «Прослушивание» в квартире-студии на улице Флерюс, 27, завершилось многословным монологом хозяйки, из которого явствовало, что Робсон занимается не своим делом.

— Мне не по душе, что вы поете спиричуэле, — резко сказала Стайн. Было заметно, что растерянность Поля доставляет ей удовольствие. — Зачем вы их исполняете и, главное, для кого?

Отвечать Поль не стал, сухо простился с хозяйкой дома и уже на улице клял себя за легкомыслие, с которым согласился на эту встречу.

Стайн по-своему истолковала сдержанное поведение и поспешный уход Робсона. Когда позднее Полю передали ее слова о ничтожестве негров, он только брезгливо поморщился. Что можно было ждать от женщины, вообразившей себя законодательницей художественных вкусов, всерьез утверждавшей, что, кроме нее самой да «отчасти Генри Джеймса», «никто ничего не сделал для развития английского языка со времен Шекспира»?

За три дня до рождественских праздников Робсоны вернулись в Гарлем, а 5 января 1926 года концертом Поля в нью-йоркском Таун-холле начались его гастроли по Америке, организованные все тем же «Бюро Джеймса Б. Понда». С огромным успехом проходят выступления Робсона в Филадельфии, Балтиморе, Чикаго. Критик Гленн Диллейд Ганн пишет в февральском номере «Чикаго геральд-экзаминер»: «Я слышал лучший из негритянских голосов и один из великолепнейших басов мира. Те, кому посчастливилось попасть вчера вечером в «Оркестра-холл», когда там состоялся первый чикагский концерт Поля Робсона, подтвердят, что я не преувеличиваю». И снова восторженные критики, к недоумению и смущению Поля, сравнивали его с прославленным Шаляпиным.

— Бог знает почему они вообразили, что я способен тягаться с этим русским гигантом, — добродушно оправдывался Робсон перед подшучивавшими над ним Ларри и Эсландой. — Видимо, обертоны[5] моего голоса вводят их в заблуждение.

И только в Бостоне концерт прошел совсем не так, как рассчитывали Поль и Браун, которому не терпелось блеснуть перед своими земляками. Город встретил их хог лодной сырой погодой. Робсону нездоровилось, его знобило, и он с тревогой ощущал неприятное покалывание в горле.

У здания вокзала стояло несколько свободных такси, и обрадованные друзья, усевшись в машину, поехали в гостиницу, где для них были заказаны номера. Велико же было их негодование, когда портье тоном, не допускающим возражений, объявил Полю, Эсланде и Ларри, что хозяева отеля отказываются обслуживать негров. Подобный прием ожидал их в других гостиницах Бостона. Лишь после двух часов поисков Робсонам и Брауну удалось остановиться на ночлег в самом дорогом отеле города — «Копли Плаза», где «цветным» было отведено несколько комнат.

Проснувшись, Поль, к ужасу своему, обнаружил, что не может говорить. Треволнения прошедшей ночи и простуда оказались непосильной нагрузкой для его переутомленных голосовых связок.

Встревоженные Эсланда и Браун спешно пробовали все известные и доступные средства — грелки, полоскания, заставляли Поля вдыхать пар над кастрюлей с варившимся картофелем.

И хотя концерт состоялся и, по отзывам местных газет, даже имел успех у бостонской публики, Робсон возвратился в Нью-Йорк в подавленном состоянии. Пережитое в Бостоне лишило его привычного душевного равновесия. Не давало покоя испытанное в бостонских гостиницах унижение. В который уже раз ему грубо напомнили, что он живет в стране, где цвет кожи определяет полноценность человека. Неотвязно мучило воспоминание о боязни в любое мгновение лишиться голоса, которую он ощутил, выйдя с простуженным горлом на сцену бостонского Симфони-холла.

Скорее раздражение, чем удовлетворение, вызвала у Поля опубликованная в мартовском номере журнала «Нью рипаблик» хвалебная статья о его творчестве. В ней, в частности, утверждалось, что Робсон — «не просто актер и исполнитель негритянских спиричуэле, он — символ», поскольку его «выдающиеся успехи наглядно показывают, каких высот при благоприятных условиях могут достичь негры».

О каких «благоприятных условиях» толкует автор статьи?

Быть может, они существовали для Поля в сомервиллской школе с ее расистом-директором? Или в аудиториях колледжа Ратжерса, где ему, единственному негру, было отведено особое место, подальше от белых соучеников? В Колумбийском университете, годы учения в котором были заполнены лихорадочными поисками случайных заработков, чтобы это учение оплачивать? Нет, если он и достиг каких-то высот в спорте, на театральной сцене, на концертной эстраде, то не благодаря, а вопреки тем условиям, которые были предопределены для него судьбой. И тем, что она, кажется, становится к нему снисходительнее, Робсон обязан только своему долготерпению и трудолюбию. Вот и теперь, после досадного срыва в Бостоне, фортуна опять благосклонна к нему. Владельцы Театра комедии на Бродвее предлагают Полю сыграть главную роль в пьесе Джима Талли и Фрэнка Дейзи «Черный парень».

Первое впечатление от пьесы, вернее, от ее сюжета, рассказанного Робсону продюсером спектакля Хорасом Ливрайтом, было отрадным. Привлекала возможность вновь создать на сцене правдивый, как ему поначалу казалось, образ негра. История главного героя напоминала Полю судьбу императора Джонса из пьесы О’Нила: неожиданный взлет человека из низов, одаренного многими талантами, но лишенного прочных нравственных устоев, что и приводит его к трагическому концу.