Покушение - [27]

— Мой бог! — испуганно воскликнула графиня Ольденбург-Квентин. — Как вы здесь очутились?

— Прибыл на поезде прямо из Парижа, милостивая госпожа, и ноги сразу же привели меня к вам. — Ефрейтор схватил руку, которую ему протянула графиня, и сердечно потряс ее. — Не буду говорить, что вы стали прекрасней, так как быть прекрасней просто невозможно. Могу только засвидетельствовать: вы выглядите блестяще.

— Зато я могу сказать точно, что если бы вы оказались на моем месте и пережили бы все, что пришлось пережить мне, то по меньшей мере поседели бы, — попыталась пошутить графиня.

— Не отчаивайтесь, седина вам тоже очень пойдет.

Леман держался так, словно был здесь только вчера. Он подошел к полке, сдвинул в сторону дела об измене родине и шпионаже и вытащил из-за них спрятанную бутылку коньяка:

— Позвольте рюмочку, милостивая госпожа?

Графиня кивнула, приняла рюмку из рук ефрейтора, выпила коньяк и сказала:

— Не понимаю, вам ведь было приказано не появляться здесь. Кто же ошибся, послав вас в Берлин?

— Да нет, все очень просто. Хотя меня отправили в Париж, но стреножить там, очевидно, забыли. И вот я снова в Берлине, однако не по своей воле, а в роли связного.

— Вы привезли какие-то известия из Парижа?

— Слово «известия» для данного случая совсем не подходит. — Ефрейтор постучал кулаком по своей груди. — Я просто переполнен сведениями первостепенной важности. Прибавьте к этому еще чертову жару, пардон, очень высокую температуру…

Элизабет Ольденбург улыбнулась. Беспечность ефрейтора всегда заражала окружающих, даже Бракведе поражался его хладнокровию.

— А что скажет капитан, когда вас увидит? Об этом вы не подумали? — спросила Элизабет.

Объятий он, конечно, мне не раскроет.

— Боюсь, он немедля отошлет вас в Париж. А я буду долго страдать из-за того, что вам достанется.

— Черт побери! — вскричал Леман. — В конце концов наплевать мне на все. Главное, что в вашем сердце останется память обо мне.

Элизабет кивнула:

— На свете немного людей, господин Леман, о которых я думаю и беспокоюсь, и мне очень не хотелось бы, чтобы вы подвергали свою жизнь опасности.

— Спасибо, — сказал Гном и снова наполнил свою рюмку. Его глаза стали настороженно-серьезными, словно он увидел собственную смерть. — Кажется, я вернулся в самый нужный момент.

Ожидая капитана фон Бракведе, ефрейтор Леман продолжал болтать с графиней, главным образом о своем житье-бытье в Париже. В это время появился обер-лейтенант Герберт. Он отвесил сдержанный поклон графине, а к Леману обратился громко, тем наигранно товарищеским тоном, какой принят между однополчанами:

— Неужели мои глаза не врут? Неужели это на самом деле вы собственной персоной? Вот так неожиданность!

Леман недобро ухмыльнулся, но вовремя спохватился, и его ответ прозвучал притворно благожелательно и безобидно:

— Для меня тоже большая неожиданность, господин обер-лейтенант, видеть вас все еще здесь. — Говоря так, ефрейтор заметил краем глаза, что графиня быстро убрала привезенные им документы в папку, сделав вид, что занимается своим обычным делом.

Обер-лейтенант Герберт уже уловил, что на Бендлерштрассе установились какие-то необычные отношения между лицами, состоящими в разных званиях: полковник Штауффенберг, например, независимо беседовал с генералами, а через несколько минут смиренно выслушивал советы и наставления капитана фон Бракведе. Да и сам он, обер-лейтенант Герберт, недавно был принят рейхслейтером[14], который обращался с ним как с равным.

— Я сейчас офицер связи командования армии резерва с партийными учреждениями, — похвастался Герберт.

Гном искренне удивился:

— Неужели? А что это означает?

— Важная и ответственная должность, — с готовностью пояснил Герберт ефрейтору: он заметил, что Леман пользуется благосклонностью графини. — Впрочем, назначением на эту должность я обязан капитану фон Бракведе.

— Просто не верится, — с деланной наивностью отреагировал ефрейтор.

— Генерал Ольбрихт ждет вас, — деловито обратилась графиня к Леману и подала ему папку с аккуратно сложенными в ней документами. — Захватите, пожалуйста, с собой, генералу срочно нужны эти бумаги.

— Есть, госпожа графиня! — гаркнул Гном, схватил папку и исчез.

Обер-лейтенант Герберт удивленно посмотрел ему вслед:

— Как он здесь оказался? Я думал, он где-нибудь на фронте.

Графиня Ольденбург здраво рассудила, что в данном, довольно щекотливом случае с обер-лейтенантом лучше всего придерживаться дружеского тона, чтобы избежать ненужных осложнений.

— Как часто бывает, что вчерашние приказы уже сегодня отменяются, — сказала она.

— А что он хочет от Ольбрихта?

— Откуда я знаю? — подчеркнуто равнодушно ответила графиня и, улыбаясь, добавила: — Может быть, вам следовало бы самому спросить об этом у генерала?

— Упаси бог! — вырвалось у Герберта. — Это не для меня…

— Вы абсолютно правы, — заметила графиня, ободряюще улыбнувшись обер-лейтенанту.

Путь к генералу Ольбрихту обычно пролегал через кабинет полковника Мерца фон Квирнгейма. Появление ефрейтора несколько удивило полковника. И не только удивило, но и обрадовало.

— Послушайте, — сказал он сердечно, — вы прибыли как нельзя вовремя. Вы нам очень нужны.