Покуда я тебя не обрету - [78]

– Люсинда… тебе надо… наложить швы, – сказал Серый Призрак. – Каролина… отведи ее… к медсестре.

Мисс Вурц снова решила, что коллега обращается к ней, но та имела в виду двойняшку Френч, которая сразу это поняла.

– Нет, я не про тебя… милая, – сказал мисс Вурц Серый Призрак. – Это же твой класс… стало быть, тебе… нужно остаться здесь.

Затем она скомандовала сестрам Бут отвести к медсестре заодно и Морин Яп – она тоже пришла в себя, но голова у нее все еще кружилась. Очнулся и Джимми Бэкон, и тоже не до конца – стоял на четвереньках на полу, словно собирался искать дохлого хомяка Гордона; его к медсестре выпало сопровождать Гранту Портеру и Джеймсу Тернеру. Джек подумал, эти двое такие тупые, они небось и не знают, где ее кабинет.

Миссис Макквот тем временем взяла Джека за ухо; он удивился, как нежно она это сделала. Ее пальцы, большой и указательный, были жутко холодные, но, выходя из класса, Джек не чувствовал боли, а в коридоре миссис Макквот и вовсе отпустила его, только положила руку (очень холодную) на шею и завела с Джеком весьма любезный, учитывая сложившиеся обстоятельства, разговор.

– Так что же… вызвало у мисс Вурц… истерику на этот раз? – прошептала миссис Макквот.

Джек очень боялся говорить про поцелуй, но лгать Серому Призраку было никак невозможно.

– Я поцеловал Люсинду Флеминг, – признался он. Миссис Макквот кивнула, кажется, она ожидала такой ответ.

– Куда?

– В шею, в затылок.

– Ох… вот оно что… слава богу… я думала, все куда хуже, – вздохнул Серый Призрак.

В часовне никого не было. Джек с ужасом представил себе, как сейчас его развернут спиной к алтарю посреди прохода, но миссис Макквот провела его в самый первый ряд, усадила на скамью и села рядом с ним.

– А почему вы не приказываете мне повернуться спиной?

– Нет, это не для тебя, Джек.

– Почему?

– Мне кажется, тебе стоит стоять к алтарю лицом, – сказал Серый Призрак. – Вот что, Джек, запомни – никогда, слышишь, никогда не поворачивайся к Богу спиной. Потому что я уверена… он смотрит на тебя… всегда, каждую секунду.

– Правда?

– Однозначно.

– Вот оно что.

– Джек… тебе же всего восемь… а ты уже целуешь девочек!.. Подумать только, восемь лет… а ты уже!

– Я же только в шею.

– Твой поступок сам по себе… совершенно невинный… но ты видел… к чему он привел.

В самом деле, несчастная описалась, билась головой об пол, прокусила губу, теперь ей нужно наложить швы!

– Что мне делать, миссис Макквот?

– Молись, – сказала она. – А молясь… нужно стоять к алтарю лицом… так полагается.

– О чем мне молиться?

– Молись… о силе воли… о способности контролировать свою похоть.

– Что-что?

– Молись… о способности… держать себя в руках, Джек.

– А зачем мне держать себя в руках? Чтобы не хотелось целовать девочек?

– Чтобы не хотелось… делать вещи похуже, Джек.

Такие, какие делал твой папа, который сидит у тебя внутри, вполне могла продолжить миссис Макквот. Произнося последнюю фразу, она не смела глянуть Джеку в глаза – она смотрела ему между ног! Она явно вела речь про «малыша», про вещи, которые тот может делать. Джек не очень понимал, что это за штуки такие, которые хуже, чем целовать девочек, но изо всех сил молился о том, чтобы их не делать. Он молился, молился и молился.

– Прошу прощения… что отвлекаю тебя, Джек… но у меня есть вопрос.

– Да, пожалуйста.

– Ты когда-нибудь… делал что-нибудь похуже… чем поцеловать девочку?

– А что может быть хуже?

– Ну… что-нибудь… серьезнее, чем поцелуи.

Джек взмолился, чтобы Серый Призрак простил его за то, что он сейчас скажет.

– Я спал с лифчиком миссис Оустлер.

– Ты про Эмму Оустлер? Она дала тебе свой лифчик?

– Нет, она дала мне лифчик своей мамы.

– Эмма дала тебе лифчик своей мамы?

– Да, именно так. А моя мама у меня его отобрала.

– О боже мой! – воскликнула миссис Макквот.

– Это был «пышный» лифчик, – уточнил Джек.

– Джек… молись дальше.

Она ушла, как полагается призраку, – встала на колени посреди прохода и перекрестилась. Она была так добра к нему, Джек решил, что сегодня она живее, чем он думал; но ее слова пробирали до костей не хуже, чем глас покойника из могилы.

Бог, значит, следит за Джеком Бернсом. И если Джек повернется к нему спиной, Бог увидит. Ясно, почему Бог так пристально за ним следит – он знает, что Джек свернет с пути истинного, Серый Призрак был в этом совершенно уверен. Кто в этом виноват, он ли, папа ли, который сидит внутри, или независимый и своенравный «малыш» – не важно, главное, Джеку, вне всякого сомнения, уготована судьба совершать сексуальные грехи, как и предсказывала Эмма Оустлер.

Он молился, молился изо всех сил; колени саднили, спина болела. Но вскоре он учуял запах фруктовой жевательной резинки.

– Что это ты тут делаешь, конфетка моя? – прошептала Эмма.

Джек не посмел обернуться.

– Молюсь, что же еще.

– Я слышала, ты таки поцеловал ее. Ей на губу наложили четыре шва! Малыш, надо нам с тобой хорошенько поработать над техникой! Девочку нельзя так целовать, она тебе не бифштекс!

– Она сама себе губу прокусила, я тут ни при чем, – ответил Джек, но Эмма и не думала верить.

– Потерял контроль над собой в момент страсти, а?

– Я молюсь вообще-то, – сказал Джек, не оборачиваясь.