Покоренный Кавказ (сборник) - [136]

Шейх Измаил находился в недоумении, как ему выполнить свое поручение: Курали-Магома славился как своей ученостью, так и непреклонностью своих убеждений, и шейх Измаил не решался идти и учить такого ученого человека, но вскоре ему на помощь пришел простой случай.

Среди учеников Курали-Магомы был один, по имени Хас-Магомет; он отличался большим усердием и любовью к исследованию новых высоких истин; узнав, что шейх Измаил вернулся из Мекки, Хас-Магомет отправился к нему в надежде почерпнуть хоть часть той мудрости, которую последний вывез из Мекки, где, без сомнения, имел беседы с ученейшими людьми. Приехав к шейху Измаилу, Хас-Магомет вместо более подробного толкования шариата вдруг нашел у него новое учение тариката, которое своей возвышенностью, строгостью и чистотой так подействовало на Хас-Магомета, что у него с этих пор явилась мысль, как бы поскорее познакомить с новыми истинами своего учителя. Конечно, шейх Измаил с радостью ухватился за эту идею и послал Хас-Магомета к Курали-Магоме. Приехав в Яраглар, Хас-Магомет не решался высказать свои думы строгому учителю и чувствовал себя в крайне затруднительном положении. Курали-Магома заметил смущение своего бывшего ученика, а затем увидел, что во время намаза последний употребляет новые молитвенные приемы, но решил пока не добиваться от ученика, что значит эта перемена. На следующий день при совершении намаза Курали-Магома назначил имамом Хас-Магомета, чтобы, стоя позади него, внимательнее заметить те странности, которые проявились в нем накануне. (Имам – народный предводитель; так же называется тот, кто стоит впереди молящихся и руководит молитвенными приемами.)

Во время молитвы Хас-Магомет с особенным усердием прочел: «Скажи им: вы бегаете от смерти, но смерть настигает вас; и тогда вы предстанете перед Всеведущим Богом, и Он напомнит вам о делах ваших…» В эту минуту Курали-Магома упал в обморок, пораженный припадком джязбе. Хас-Магомет, видя в этом припадке указание свыше, рассказал своему учителю все, что услышал от шейха Измаила о тарикате. Курали-Магома, принявший свой припадок тоже за указание Аллаха, внимательно выслушал ученика и, уверовав в свое призвание, немедленно отправился к шейху Измаилу, у которого провел семнадцать ночей, изучая тайны тариката и беседуя о высоких истинах. Затем, назначенный муршидом, он вернулся в Яраглар и сделался центром кавказского мюридизма.

Шейх Измаил в дальнейшем оказывал немного услуг, а роль Хас-Магомета этим посредничеством между первыми муршидами завершилась, и его имя не связано ни с одним из дальнейших значительных событий.

Проповедь Курали-Магомы нашла массу приверженцев, стекавшихся со всех сторон слушать поучения и раньше еще известного своей ученостью кадия. Джемал эд-Дин также, почувствовав стремление к новому учению и пресытившись суетой ханского дворца, пришел к Курали-Магоме, сделался его ревностным мюридом, но тот долго не решался назначить его муршидом и назначил только тогда, когда в припадке карамата почувствовал, что должен это сделать.

Таким образом, на юго-восточном Кавказе явились два муршида, которые оказали впоследствии громадное влияние на местное население и на дагестанских горцев. Для понимания дальнейшего поведения обоих муршидов во время начала священной войны необходимо уяснить себе характер этих двух людей.

Курали-Магома был человек ученый, с юношества искавший удовлетворения духовных стремлений и волнуемый потребностью найти нечто новое, высшее, стоящее вне сухого догматизма. Он нашел это в шариате, но основа шариата – нетерпимость; шариат, доведенный до крайности, должен привести к идее газавата. Тарикат же, которым он увлекся уж на старости лет, показался ему возвышенным, достойным благоговения учением, и Курали-Магома отдался ему со всем пылом восточного человека, обрадованного достижением истины; но впоследствии, когда в Дагестане во имя Аллаха было поднято знамя газавата, его мусульманское сердце с шариатской закваской не могло выдержать, и он, забыв заветы тариката, осуждавшего какую бы то ни было войну, стал покровительствовать священной войне.

Совершенно другой характер представляет нам Джемал эд-Дин. Живя при дворе Аслана, хана казикумыкского, предаваясь всяким забавам, излишествам, потворствуя без удержу своим страстям, он никогда не задумывался над религиозными вопросами, но пришло время, когда окружавшие блеск и шум ему надоели, все приелось, все показалось скучным, а слухи о том, что есть люди, живущие другой жизнью и наслаждающиеся действительным счастьем, доступным человеку, натолкнули его на мысль познакомиться с ними и узнать их догматы.

С первых же уроков тариката в Джемал эд-Дине совершилась перемена, о которой предсказывал Халид-Сулейман: под предлогом болезни он заперся в своем доме, долгое время никому не показывался и вскоре затем из щеголя-мирзы казикумыкского хана обратился в птицу небесную, которая не сеет, не жнет, а еще менее заботится о своей наружности, даже не принимает необходимых мер для соблюдения чистоплотности. (Таковы, впрочем, были, по словам Шамиля, и все муршиды.)