Покорение Средней Азии. Очерки и воспоминания участников и очевидцев - [41]

Наши стрелки как шли цепью, так и ворвались в сады, разбившись по два и по три звена, где как случилось; сомкнутые роты шли по узким улицам, заваленным баррикадами из свеженарубленного леса.

В тесном проходе между двух высоких садовых стен, в густой тени от нависших над самыми головами фруктовых деревьев, сжалась одна из рот. Солдаты, запыхавшись, с красными, облитыми потом, физиономиями, с трудом пробирались по заваленной камнями и хворостом дороге. Из-за стен валились камни и бревна, на деревьях вспыхивали дымки выстрелов; наши изредка отвечали, спеша пробежать это опасное пространство. Вдруг пронесся говор: «Майор убит, майора ранили». Я поспешил протиснуться верхом сквозь толпу к месту, где я заметил серую лошадь майора Г-га, которая без всадника уже билась и фыркала в руках растерявшегося жидка-горниста. Майор Г-г лежал на земле, растянувшись во всю длину своего богатырского роста: его прекрасная светло-русая борода была окровавлена, по белому кителю тянулись ярко-красные полосы. Наш доктор, который на своей маленькой лошаденке, вооруженный простой форменной шпажонкой, всегда находился во главе атакующих рот, уже сидел на корточках около раненого и забинтовывал ему голову. В несколько секунд перевязка была окончена, Г-го подняли и подвели ему лошадь; с помощь солдат он довольно твердо сел в седло и тронулся вперед. Я подъехал к доктору П-ву, который уже садился, кряхтя, на свою рыжатку, и спросил его: «Ну что?»

– Плохо, – отвечал он вполголоса, – у самого виска, пуля там. Крепится покуда, горяч больно, да и сила медвежья!

И П-в, погнав лошадь плеткой, рысцой догнал Г-га и поехал рядом, посматривая изредка на его завязанную голову.

Замявшаяся на минуту рота снова бросилась вперед. Один полувзвод, поднявшись с помощью товарищей на стену, перелез в сад, из которого больше всего беспокоили нас обороняющиеся; за стенкой закипела горячая схватка. Ургутцы приняли наших в батики; это оружие допотопное, но, тем не менее, могущее наносить чувствительный вред: оно состоит из чугунной с острыми шипами шишки, насаженной на длинное, гибкое древко. Одно из звеньев цепи, зарвавшись слишком вперед, было со всех сторон окружено густой толпой сартов. Мы видели эту небольшую кучку, всего в восемь человек, прижавшуюся к полуразвалившейся сакле. Стрелки с трудом отбивались от рассвирепевших нападающих; ружья были разряжены, вновь заряжать не было никакой возможности, и усталые, измученные солдаты, собрав последние усилия, отмахивались штыками и прикладами от целого града батиков, китменей и даже просто палок, которыми были вооружены ургутцы. Почти у всех уже были разбиты головы, и липкая кровь текла по лицам и слепила глаза защищавшимся: трое уже лежали ничком на земле; одного из солдат сарты успели оттащить баграми от товарищей и буквально домолачивали батиками. Но с улицы было уже замечено критическое положение зарвавшихся: человек двадцать солдат бежали врассыпную на помощь. Впереди всех, прыгая через заборы и срубленные деревья, без шапки, и размахивая руками, несся молодой офицер атлетического сложения: он намного опередил бегущих солдат и ринулся с разбега в густую толпу сартов; он разметал ближайших и уже пробился к стрелкам, как вдруг тяжелый батик опустился ему на голову, и Б-ский, вздрогнув, опустился на землю. В эту секунду загремели чуть не в упор направленные выстрелы, и началась бойня. В несколько секунд по всем углам сада, под стенами, в густой траве, всюду корчились и дико стонами заколотые сарты. Солдаты положительно вышли из себя, вид наших израненных стрелков доводил их до бешенства.

А между тем штурмующие прошли уже предместья и ворвались в сам город. Здесь истощилось уже мужество защитников, и они, бросаясь при нашем приближении за валы и баррикады, в ужасе спасались из города. По всем плоским крышам сакель виднелись развевающиеся халаты бегущих; иные останавливались на всем бегу и, как пораженные молнией, падали врастяжку – их догоняли наши шестилинейные пули. Из-за угла, сбив с ног двух или трех солдат, неслась перепуганная, дико храпящая лошадь; седло было сбито и окровавлено; около коня, запутавшись ногой в стремени, волочился обезображенный труп; голова, разбитая совершенно вдребезги, щелкала о камни. Это был, вероятно, кто-нибудь из важных сановников, судя по остаткам дорогого бархатного халата и богато вышитой попоне, покрывавшей бухарское седло.

Дикий стон и отчаянные вопли носились над городом. Все бежало, очищая узкие улицы. На главной дороге, ведущей к городскому базару, были устроены такие баррикады, разбирать которые пришлось бы слишком долго, но вдоль улиц с шумом, прыгая по камням, катился горный ручей, и забаррикадированы были только берега его; солдаты спускались в воду и брели по пояс, сгибаясь под мостами. Таким образом, выбрались на улицы, ведущие к цитадели Ургута.

Даже в цитадели, объятые паническим страхом, ургутцы не хотели защищаться. Ворота были отперты, их хотели было затворить бежавшие, но, вероятно, не сумели сделать этого: одна половина ворот, сколоченная из массивных бревен, тяжело скованных железом, сорвалась с крюков и наискось повисла на петлях.