О, диво видеть белую еврейку!
Сосок груди пою – я канарейка.
Придумал я, как дальше стану жить,
я превращусь в глубокие моря,
спрошу у женщины я три рубля,
жену заставлю душу кровью мыть.
Мой голос слышат птицы, рыбы, звери,
химеры кинут огниво под двери
в странном доме, чужом и не чужом,
а завтра я – под дверью в нежный дом.
Несу еврейке банку молока,
еврейки гиблой долгая рука
отца удерживает за рога,
а мне отделены рука, нога.
С химерой мы на кухне посидим,
пьем кофе с канапе, в часы глядим,
нам принесут потом салат из роз,
язык упал средь шерстяных волос.
В державах жил и клоун умирал,
мне взгляд отца белье, носки соткал,
мне материнский плач белье стирал,
на поцелуй мне город хлеб продал.
Холодно в доме, промозгло и влажно,
губы краснеют, а пальцы, как лед,
грязная кошка настырно и важно
брюхо и лапу грызет и грызет.
Воздух нелепо насилует осень,
сытые груди целует, уста,
даму кромсает, еврейскую осень,
звук, как сползает по грудям коса.
Прыгает кошка меж бедер в калитку,
прыгаю вслед я стрелой из пупка,
вижу, как яблоко лижет улитка,
сухостью пахнет кольчуга из мха.
Свечи истают на белую площадь,
вместе сливаются кровь и роса,
холодно, в кошке мяукает лошадь,
стекла и время темнее в грозу.
Видишь, составил бочонком ладони,
свет потухает за ширмой из них,
пальцы просят тепла паранойи,
хочешь, вылеплю пальцами стих?
Ум потеряю, сижу и играю,
странно, наверно, от осени блуд —
рядом в саду, когда вышел, гуляю,
с трубами дом или спящий верблюд.
Ирод взял в жены Иродиаду с дочерью Саломеей.
Иоан уже заключен в тюрьму Иродом.
Страннику, Иоану, Саломее по тридцать лет.
После нагорной проповеди. На пиру Ирода танцует Саломея.
Иродиада уже отвергнутая Иоаном.
Танец велик и совершенен, Ирод обещает все за танец.
Саломея, подговоренная, все просит за танец.
Принцип вседозволенности. Ирод приносит голову.
Саломея
Для тебя танцевать я хочу.
О, Тетрарх! Тетрарх!
Иродиада
Взгляд, понурый долу,
подыми,
дочь моя танцует,
посмотри.
Ирод молчит, забавляется четками,
напряженное сердце трепещет,
к горлу черный комок поступил.
Гость
У ног твоих, белая птица!
Миры и пространства легли,
я чувствуя танец последний —
кончаются мир и пиры!
Ирод
Я чувствую странное зарево,
гроза ударяет мне в кровь.
У ног твоих, чеpная птица,
я брошу с кинжала свой рок.
Иродиада (ее слова таковы, как их слышит Ирод)
О, музыканты и гости седые,
забудьте на миг о судьбе.
Ах, сердце мое изнывает слезами.
Пускай моя дочь протанцует судьбу.
Саломея
Свою тайную мысль оставляю,
пронзенное сердце свое стерегу.
Кто миру из сердца прибавил забавы,
пусть будет моим на еврейском пиру.
Ирод
О, мои соплеменники крови,
тридцать лет проклинаю судьбу.
Я пошёл против иска по крови,
а жрецы разглашают молву.
Не желал я обмана истории,
не хотел я обидеть всевышних рабов,
пожелал умертвить я младенцев
за черное детство будущих снов;
только пахари неба больные
приготовили жалкий обман —
закрыли младенцев в безвестной пустыне.
Сегодня тридцать лет!
Тот, первый, говорят,
у узника крестился,
вторая – дочь жены моей.
Обмануты, история
и мать моих детей.
Выходит белый хор. Все в белом, все женщины. Все двигаются. «Белянки» выходят собирать невидимые цветы, смеются при этом неслышимым смехом, делают невидимые букеты и венки. Во время невидимого и неслышимого веселья они начинают вслух, вразнобой декламировать стихи. В разной тональности и ритме. Иногда хором прочитывают одну строфу, иногда больше. Иногда одна читает. Иногда несколько голосов ведут разные партии.
Хор (женский)
А бог, как балерина,
укрытый пелериной,
а конь идет из тени —
он зеленей растений,
и из ресницы
слеза сбегает птицей.
Река засуетилась
и воину взмолилась:
«Пойдешь, следы не пачкай,
которые в раскачку
живут две тыщи весен,
оставить их на осень
дед посулил внучатам —
двойняшкам-паучатам:
воспитывать коровам
отдал их, а не совам,
родились будто мыши,
а под великой крышей;
отец им – дух, и тени
и ласковых спасений
приносят, и сомнений».
Кто нужен, тот родится,
а лишний не годится.
Автор
Над башнями солнце садится,
белеет печальная кровь,
тяжелые плечи пустыни
и те потеряли любовь.
Ирод
Я в жертву тебе жизнь брата принес,
танцуй, Саломея и злая любовь.
Я знаю, ты ненависть держишь
в себе за отца своего.
Танцуй же великая Лесба,
прибавь к убиенным еще одного.
Хор
Оставаясь невидимым, поет мужской хор. Женский хор выходит танцевать.)
Еврейку злую милой
я окликал подчас,
ее ласкал и силой
владел ее тотчас.
Она нагая дама,
еврейская мадонна.
Когда-то мы лежали
и жили в дивном зале,
твои большие груди
стыдили чьи-то судьи,
желали безразличья
глаза косые птичьи.
Ночное безразличье
холодное плыло,
ты нега и двуличье,
ты красное дупло.
Спала ты где-то в белом,
под красным колпаком,
испачканное мелом,
лицо красно виском.
Проснулась ты одна
животная весна,
а волосы до дна
все выпила роса.
Иродиада
Я счастья хотела и мира,
я жажду не крови, а вин,
и мысль мою дочь и гетеры
танцуют во славу любви.
Раб
Руками уста мои рвет на куски,
зарницами глаз обнажает мне душу
и телом своим затмевает века.
