Поколение постпамяти: Письмо и визуальная культура после Холокоста - [109]

17 Полемика вокруг израильского мемориала Яд ва-Шем иллюстрирует конкретные проблемы, стоящие перед теми, кто смотрит на эти изображения в Израиле. Ссылаясь на иудейские запреты на демонстрацию обнаженного женского тела, ортодоксальные иудеи выступили против демонстрации фотографий полностью или частично обнаженных женщин на выставках, посвященных уничтожению европейских евреев.

С их точки зрения, проблема в том, что демонстрация женского тела вызывает у мужчин возбуждение. Впрочем, на это можно возразить, что педагогическая целесообразность требует, чтобы демонстрировались самые страшные изображения, а кто-то может заметить, что подобная демонстрация нарушает права человека: эти женщины оказываются обречены на то, чтобы быть вечно выставленными на публику в наиболее унизительном, оскорбительном и обесчеловеченном виде. Учитывая то, каких усилий стоило многим европейским евреям оставаться незаметными, преступные изображения также глубоко раздражают тем, как настойчиво они напоминают евреям об их идентичности как евреев и жертв. В этих случаях акт созерцания сложным образом оказывается нагружен властными, религиозными и гендерными характеристиками.

18 Благодарю Джеймса Янга за указание на эти изображения и Александра Россино за согласие подробно их со мной обсудить. Это очевидно профессиональные фотографии, что означает, что они были сделаны официально в пропагандистских целях. Берндт Хюппауф так объясняет это: «Фотографии и описания говорят нам о подразделениях, располагавшихся рядом с местами массовых казней, часто на возвышенности, дающей хороший обзор… Там они могли осмотреться и иногда делали фотографии» (Hüppauf B. Emptying the Gaze: Framing Violence Through the Viewfinder // New German Critique. 1997. Vol. 72. P. 27). Угол, с которого сделаны многие из этих снимков, действительно свидетельствует о том, что фотограф находился на возвышенности.

19 Интересное обсуждение преступных репрезентаций см. в связи с анализом нескольких преступных фотографий из лодзинского гетто в контексте нацистской эстетики (Koch G. Die Einstellung ist die Einstellung: Visuelle Konstruktionen des Judentums. Frankfurt: Suhrkamp, 1992. P. 170–184). Гертруда Кох специально рассматривает освещение и кадрирование, подчеркивающие еврейское происхождение и инаковость изображенных на снимках людей и отличающие их от подобных изображений немцев.

20 Берндт Хюппауф выводит собственную трактовку отстраненного, дематериализованного и технологичного взгляда, характеризующего нацизм, из пространного анализа фотографии времен Первой мировой войны, предпринятого Эрнстом Юнгером в его работе «О боли» (см.: Jünger E. Werke. Bd. 5: Essays I. Stuttgart: Klett-Cotta, 1963): «Снимок находится вне зоны чувствительности… Он фиксирует как пулю в полете, так и человека в тот момент, когда его разрывает граната. Это свойственный нам способ видеть; и фотография есть не что иное, как инструмент этого нашего своеобразия» (цит. по: Hüppauf B. Op. cit. P. 25 [Юнгер Э. Рабочий: Господство и гештальт. СПб.: Наука, 2002. С. 517]). Хюппауф описывает фотографии преступников как материализацию «пустого взгляда из ниоткуда». Иную трактовку солдатских фотографий см. в работе: Rossino A.B. Eastern Europe Through German Eyes: Soldiers’ Photographs 1939–42 // History of Photography. 1999. Vol. 23. № 4. P. 313–321. См. также каталог выставки: Bopp P. Fremde im Visier: Foto-Erinnerungen an den Zweiten Weltkrieg. Bielefeld: Kerber, 2010.

21 См., например, обсуждение фотографии привезенной в Аушвиц женщины, которая фигурирует в фильме Харуна Фароки «Картины мира и подписи войны» («Bilder der Welt und Inschrift des Krieges»). Сильверман и Фароки видят во взгляде женщины в камеру протест: так смотрят, прогуливаясь по бульвару, а не приезжая в концлагерь, пишет Сильверман. «Главная проблема, с которой сталкивался заключенный Аушвица, в том, как оказаться „фотографируемым“ иным способом – как осуществлять мобилизацию другого экрана» (Silverman K. Op. cit. P. 153). Иногда это выглядит невыполнимой задачей. Иную модель рассмотрения преступных фотографий, основывающуюся не на идентификации или эмпатии, а на «гражданском договоре», распространяющемся равным образом на фотографа, фотографируемого и зрителя, см. в работе: Azoulay A. The Civil Contract of Photography / Transl. by R. Mazali, R. Danieli. New York: Zone Books, 2008.

22 Другие полезные примеры обсуждения нацистских практик фотосъемки см. в работах: Milton S., Levin J., Uziel D. Ordinary Men, Extraordinary Photos // Yad Vashem Studies. 1998. Vol. 26. P. 265–279; Hüppauf B. Op. cit.; Rossino A.B. Op. cit.; Goldhagen D.J. Hitler’s Willing Executio Willing Executioners: Ordinary Germans and the Holocaust. New York: Knopf, 1996. P. 245–247, 405–406. Хотя эти авторы расходятся друг с другом во взглядах на то, как следует интерпретировать практики фотографирования у нацистов, все они свидетельствуют о важности тщательного контекстуального анализа этих изображений.

23 Другой разоблачительный документ, само существование которого поражает воображение, – это альбом эсэсовских фотографий 1944 года, рассказывающий о том, как нацистская администрация Аушвица проводила досуг.