Пока живы — надо встречаться - [36]
— Ви есть комиссар?
Но у всех гимнастерки были одинаково рваные, лица исхудавшие, заросшие.
Во время таких обходов Сусанов смотрел тупо, уставившись в одну точку. Ведь гитлеровцы могут расстрелять, забить палками, как того бедолагу, который вцепился в деревянную стойку нар и думал, что его не оторвут.
Заподозренных в принадлежности к командно-политическому составу вели к дверям. И уже оттуда доносилось:
— Dolmetscher![5]
— Jawohl[6], — цокал каблуками, вытягивался в струнку переводчик и, выслушав немца, объявлял: — Кто знает, где еще коммунисты, комиссары?
В ответ было молчание. Тогда офицер взмахивал перчаткой, и отобранных уводили. Один из них был настолько беспомощен, что не мог идти. Полицаи унесли его, привязав к длинной палке за руки и за ноги.
Подпольщики пребывали в большой тревоге. В руках гестапо все еще оставался Пекарский — ленинградский хирург. Его подвергли страшным истязаниям, пытаясь узнать, что же втайне делается во втором блоке. Но гестаповцам так и не удалось сломить патриота. И в октябре его вместе с другими обреченными вывели на дорогу смерти. Позади них на бричке ехали палачи с двумя овчарками.
Василий Щеглов видел в окно, как Пекарский, поравнявшись с блоком, приподнял руку, слабо помахал, прощаясь…
Как ни избегал Лопухин объяснений с Вальтером Срокой, но отделаться от гитлеровца было нелегко. Как хищник высматривает добычу, так и он искал мало-мальски здоровых, чтобы отправить на работы в рейх.
— Почему нет выписки?! — кричал Срока по-немецки.
Лопухин, сославшись на плохое знание немецкого языка, требовал переводчика. Ему не хотелось разговаривать с ним по-немецки.
— Долметче-ер! — разъяренно взвизгнул Срока, и на его лице от злости выступили пятна.
«Видно, припекает. Не хватает рабочих рук», — молча порадовался Лопухин.
Когда прибежал переводчик, Лопухину потребовалось много выдержки, чтобы объяснить этому гитлеровцу, почему из инфекционного блока в ближайшее время не предвидится выписки.
Вальтер Срока, мешая немецкие и русские ругательства, кипел злостью.
Долго после его ухода Лопухин не мог прийти в себя Он и сам не знал, как выдержал этот разговор с тупым фельдфебелем, которого все здесь ненавидели и боялись. Было ясно, что ему удалось и на этот раз задержать от отправки в Германию нужных людей, но от этого не становилось легче, так как он знал — недели через две-три фельдфебель Срока добьется своего. Надо срочно что-то предпринять…
В комнате врачей увидел Щеглова. Тот стоял у окна, опустив голову.
— Пекарского увели, — скорбно произнес он. — Помахал мне… поднял руку… простился…
Лопухин вспомнил Пекарского, и опять появилось больное чувство разбитости. Хороший, скромный был человек, интеллигентный, образованнейший врач. В Ленинграде у него оставалась семья. Мечтал вернуться туда. И вот надо же…
— Что поделаешь, будем продолжать, — сказал Лопухин, беря Щеглова за руку.
Василий вопросительно посмотрел на него:
— О чем ты?
— Сегодня в ночь пойдешь на работу.
От неожиданности Щеглов даже вздрогнул. Но Лопухин так сжал его руку, что Василий невольно подобрался, выпрямил спину.
— Договорились, сегодня в ночь, — тихо повторил Лопухин.
…И в эту ночь, и в последующие патриоты с еще большей осторожностью, потихоньку по одному заходили в раздаточную и через квадратный лаз исчезали в паропроводном коллекторе.
Траншея, вырытая вдоль ограждения, так и оставалась открытой, и это осложняло дело. Можно было бы ее стороной обойти, но для этого нужно преодолеть дополнительно двадцать метров. А там каждый метр давался с трудом. Решили сделать углубление под вырытой траншеей. Несколько дней и ночей ушло на то, чтобы углубиться еще на полтора метра и, как бы «поднырнув» под траншею, повести туннель дальше.
После ареста связного Сенина, работавшего по найму в гросслазарете водопроводчиком, Лопухин утратил связь с партизанами.
Сенин неосторожно отвез в село письмо, в котором один из узников сообщал о своей тяжкой участи.
«Был в страшных боях, — писал он. — А теперь в Славуте, в первом блоке, болею и доживаю последние дни. Итак, прощайте, дорогие мои…»
Старик со старухой пришли похлопотать за сына, чтобы его, больного, отпустили домой. Принесли что-то в корзиночке. Но «казак» возле ограждения прогнал их. Тогда они вышли на дорогу, ведущую в город, а навстречу им, как назло, гауптман с переводчиком. Начался допрос, дознались, кто привез им письмо. И Сенина больше не видели…
Теперь, когда была проделана большая работа под землей, любая случайность могла сорвать дело. Надо было во что бы то ни стало восстановить связь. Ведь побег будет массовым. Нужна топографическая карта или хотя бы проводник, который знал бы расположение местности, а главное, где и как переправиться через реку Горынь. Требовалось, наконец, уточнить маршрут. Бежать, не зная местности, значит заранее обречь людей на верную гибель.
От своего человека, писаря лагерной канцелярии, Лопухин знал, что довольно часто в комендатуру приходят местные жители, в основном женщины, ищут своих мужей, сыновей, братьев. Он также помнил, что Сенин говорил о некой девушке Фросе, которая живет в городе в своем доме, напротив бани. Такой возможностью нельзя было не воспользоваться.
Научно-популярный очерк об основных этапах освоения Сибири и Дальнего Востока.Большое внимание в очерке уделено освещению походов Ивана Москвитина, Василия Пояркова, Семена Дежнева, Ерофея Хабарова, Витуса Беринга, Геннадия Невельского и других русских землепроходцев и моряков.Институт военной истории министерства обороны СССР.Рассчитан на широкий круг читателей.
Наше Отечество пережило четыре Отечественные войны: 1612 г., 1812 г., 1914 г. (так называлась Первая мировая война 1914–1918 гг.) и Великую Отечественную войну 1941–1945 гг.Предлагаемый читателю исторический труд посвящен событиям 1612 года, 400-летие которых отмечается в 2012 году. С 2005 г. в память об этих событиях, сплотивших народ, 4 ноября отмечается как всенародный праздник — День единения России.В книге раскрываются военные аспекты национально-освободительной борьбы нашего народа против польской и шведской интервенции начала XVII в.
Русско-японская война 1904–1905 гг. явилась одним из крупнейших событий всемирной истории — первым жестоким вооруженным столкновением двух держав с участием массовых армий и применением разнообразной сухопутной и морской боевой техники и оружия. Она явилась, по существу, предвестницей двух мировых войн первой половины XX в.: воевали две страны, но в политических и экономических итогах войны были заинтересованы ведущие государства Запада — Великобритания, Германия, США, Франция. Этот геополитический аспект, а также выявленные закономерности влияния новой материальной базы вооруженной борьбы на развитие стратегических и оперативных форм, методов и способов боевых действий по-прежнему обусловливают актуальность исторического исследования Русско-японской войны. На основе исторических документов и материалов авторы раскрывают причины обострения международных противоречий в Дальневосточном регионе на рубеже XIX–XX вв.
Предлагаемый вниманию читателей сборник знакомит с жизнью и революционной деятельностью выдающихся сподвижников Чернышевского — революционных демократов Михаила Михайлова, Николая Шелгунова, братьев Николая и Александра Серно-Соловьевичей, Владимира Обручева, Митрофана Муравского, Сергея Рымаренко, Николая Утина, Петра Заичневского и Сигизмунда Сераковского.Очерки об этих борцах за революционное преобразование России написаны на основании архивных документов и свидетельств современников.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга о великом русском ученом, выдающемся физиологе И. П. Павлове, об удивительной жизни этого замечательного человека, который должен был стать священником, а стал ученым-естествоиспытателем, борцом против религиозного учения о непознаваемой, таинственной душе. Вся его жизнь — пример активного гражданского подвига во имя науки и ради человека.Для среднего школьного возраста.Издание второе.
В этом романе читателю откроется объемная, наиболее полная и точная картина колымских и частично сибирских лагерей военных и первых послевоенных лет. Автор романа — просвещенный европеец, австриец, случайно попавший в гулаговский котел, не испытывая терзаний от утраты советских идеалов, чувствует себя в нем летописцем, объективным свидетелем. Не проходя мимо страданий, он, по натуре оптимист и романтик, старается поведать читателю не только то, как люди в лагере погибали, но и как они выживали. Не зря отмечает Кресс в своем повествовании «дух швейкиады» — светлые интонации юмора роднят «Зекамерон» с «Декамероном», и в то же время в перекличке этих двух названий звучит горчайший сарказм, напоминание о трагическом контрасте эпохи Ренессанса и жестокого XX века.
Литературный портрет знаменитого норвежского писателя Юхана Боргена с точки зрения советского писателя.
Перед вами дневники и воспоминания Нины Васильевны Соболевой — представительницы первого поколения советской интеллигенции. Под протокольно-анкетным названием "Год рождение тысяча девятьсот двадцать третий" скрывается огромный пласт жизни миллионов обычных советских людей. Полные радостных надежд довоенные школьные годы в Ленинграде, страшный блокадный год, небольшая передышка от голода и обстрелов в эвакуации и — арест как жены "врага народа". Одиночка в тюрьме НКВД, унижения, издевательства, лагеря — всё это автор и ее муж прошли параллельно, долго ничего не зная друг о друге и встретившись только через два десятка лет.