Пока живы — надо встречаться - [20]
«Сколько же прошло с той поры? — Петрунин задумался. — Пожалуй, месяцев пять. Судя по всему, они уже миновали под землей колючую проволоку».
Копает Николай Петрунин, руки устали, намокшая от пота гимнастерка липнет к телу. Ноги словно связаны, будто находится в вязком болотном месиве, там, на краю поселка, после приземления, когда на него навалились полицаи и немцы…
Петрунин поглядел в сторону блока, где остались друзья и товарищи по тяжелой судьбе, там Роман Лопухин, как теперь понимал Николай, воодушевлял на большие и добрые дела многих, объединившихся общим стремлением к свободе.
И может так случиться, что он, Петрунин, станет невольно виновником их провала.
В коридоре третьего этажа Лопухин разговаривал с фельдшером. Кузенко знал правило: при беседе двоих третьему не подходить — и, взглянув на Романа, провел ребром ладони по горлу.
Лопухин по его взволнованному виду понял, что произошло что-то значительное, и, не сводя с него глаз, продолжал разговор.
Кузенко, стиснув зубы, отвернулся к окну. Лопухину было видно, как он крутит смуглой шеей, нервно барабанит пальцами по подоконнику. Зная, что Павка, живя минутой, способен на то, на что толкнет его стечение обстоятельств, Лопухин, поскорее закончив разговор с фельдшером, подошел к нему:
— Что стряслось, Павлуша?
— Идем к себе…
…Как-то весной, после обхода, Кузенко, заглянув в комнату к Лопухину и увидев койку с завернутым полосатым матрацем, спросил: «А где Хажиев?» «Добровольцем к власовцам записался», — ответил Роман. — Вот место освободилось… Слушай, Павка, переходи ко мне».
Кузенко согласился. С той поры жили они в одной комнате, эти два непохожих друг на друга человека. Павка, горячий, нетерпеливый, душа нараспашку, и сдержанный, немногословный Роман с умным взглядом голубовато-серых глаз.
Дверь комнаты Лопухин открыл своим ключом.
— Смотри, Рома, — кивнул Кузенко на окно.
Лопухин передернул плечами, будто озноб прошел по спине. Он понял, что немцам что-то стало известно о подкопе: пленные рыли траншею как раз напротив межблочной кухни, отгороженной от первого и второго блока колючей проволокой. Именно там они с Игнатом Ивановичем Стасюком выбирали трассу, чтобы значительная часть туннеля прошла под тем местом кухонного двора, на котором почти никого не бывает.
Пока Лопухин размышлял, что бы предпринять, Кузенко удрученно смотрел на своего бывшего сокурсника.
— Теперь нам, Рома, обоим виселица… Ты еще можешь сказать: не знал. А мне не отвертеться.
Лопухин резко обернулся:
— Молчать будем! Заявку на сколько пайков подготовил?
— Вот. — Кузенко дернул носом, глаза растерянно заморгали, когда протянул клочок бумаги.
— Проставь фактическое количество. Не исключена проверка. А сам оставайся внизу, и чтобы порядок был!
— Есть! — ответил Кузенко, ловя себя на том, что с некоторых пор отвык подчиняться, а Роман — строгий и требовательный — спуску не дает, подтягивает.
Оставшись один, Лопухин, поглядывая на кучи желтовато-серой земли за окном, вдоль наметившейся траншеи, стал мысленно перебирать всех участников подкопа. Всех он хорошо знал и от нависшей над ними опасности почувствовал, как напряглась спина, будто в ожидании выстрела.
Оказавшись осенью сорок первого в Славутском гросслазарете, Роман Лопухин стал изучать настроение обслуживающего персонала. Особенно его заинтересовал тогда Александр Софиев, работавший переводчиком у коменданта. О нем создавалось два противоречивых мнения. С одной стороны, казалось, он служит немцам. С другой — теплый взгляд умных глаз его явно выражал сочувствие военнопленным. Раз Лопухин видел, как исказилось его лицо от негодования, когда фельдфебель Вальтер Срока вырвал из рук стоявшего солдата винтовку и выстрелил в одного пленного: тот, видимо, плохо слышал и не сразу отреагировал на крик фельдфебеля.
А зимой, когда в гросслазарете вспыхнули инфекционные заболевания, штабс-артц майор Отто Борбе, боясь эпидемии среди русского медперсонала, распорядился всех врачей и санитаров, заболевших тифом, отправить в инфекционное отделение местной больницы. Среди заболевших был и Лопухин. Он знал, что болезнь эта опасная и коварная, помнил, что его отец, работая врачом в Донбассе, умер, заразившись тифом. В кризисный период больные теряют сознание и умирают, не приходя в себя, и поэтому внушал себе держаться до последнего, напрягая силу воли. Но к вечеру тем не менее и он потерял сознание и тут сквозь немоту и мрак услышал отдаленный голос: «Бедный Рома, умер». Ему хотелось спросить: «Неужели это обо мне?..» Но язык не подчинялся. Тут он ощутил, что кто-то взял его за руку, и она оказалась невесомой, будто бы вовсе это была не его рука, а кого-то другого. И как ни приказывал себе подняться, сил не хватило даже на то, чтобы разлепить глаза, и опять, как в старом немом кино, замелькали туманные картины, видения.
После того как медсестра сделала ему укол камфары, к нему вернулось сознание, но вдруг отнялись правая рука и нога. Благодаря стараниям врача Кости Захарова и заботам медсестер, а также деревенской пище, которую жители окрестных сел тайком приносили в больницу, молодой организм справился с болезнью.
Русско-японская война 1904–1905 гг. явилась одним из крупнейших событий всемирной истории — первым жестоким вооруженным столкновением двух держав с участием массовых армий и применением разнообразной сухопутной и морской боевой техники и оружия. Она явилась, по существу, предвестницей двух мировых войн первой половины XX в.: воевали две страны, но в политических и экономических итогах войны были заинтересованы ведущие государства Запада — Великобритания, Германия, США, Франция. Этот геополитический аспект, а также выявленные закономерности влияния новой материальной базы вооруженной борьбы на развитие стратегических и оперативных форм, методов и способов боевых действий по-прежнему обусловливают актуальность исторического исследования Русско-японской войны. На основе исторических документов и материалов авторы раскрывают причины обострения международных противоречий в Дальневосточном регионе на рубеже XIX–XX вв.
Наше Отечество пережило четыре Отечественные войны: 1612 г., 1812 г., 1914 г. (так называлась Первая мировая война 1914–1918 гг.) и Великую Отечественную войну 1941–1945 гг.Предлагаемый читателю исторический труд посвящен событиям 1612 года, 400-летие которых отмечается в 2012 году. С 2005 г. в память об этих событиях, сплотивших народ, 4 ноября отмечается как всенародный праздник — День единения России.В книге раскрываются военные аспекты национально-освободительной борьбы нашего народа против польской и шведской интервенции начала XVII в.
Научно-популярный очерк об основных этапах освоения Сибири и Дальнего Востока.Большое внимание в очерке уделено освещению походов Ивана Москвитина, Василия Пояркова, Семена Дежнева, Ерофея Хабарова, Витуса Беринга, Геннадия Невельского и других русских землепроходцев и моряков.Институт военной истории министерства обороны СССР.Рассчитан на широкий круг читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Заговоры против императоров, тиранов, правителей государств — это одна из самых драматических и кровавых страниц мировой истории. Итальянский писатель Антонио Грациози сделал уникальную попытку собрать воедино самые известные и поражающие своей жестокостью и вероломностью заговоры. Кто прав, а кто виноват в этих смертоносных поединках, на чьей стороне суд истории: жертвы или убийцы? Вот вопросы, на которые пытается дать ответ автор. Книга, словно богатое ожерелье, щедро усыпана массой исторических фактов, наблюдений, событий. Нет сомнений, что она доставит огромное удовольствие всем любителям истории, невероятных приключений и просто острых ощущений.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.