Пока живы — надо встречаться - [17]
Всякий раз «шахтеру», уползавшему в туннель, наказывали:
— Будь предельно осторожен. Наблюдение скверное. Видимости нет.
Но грунт подавался с трудом. Подкопщику в забое и самому оглушительным казался скрежет при соприкосновении ломика с камнем.
Работа замедлилась. За шесть часов в смену опять стали проходить только тридцать — сорок сантиметров…
Николай Сусанов — молодой двадцатипятилетний старший сержант срочной службы — лежал в головной части туннеля и железной скобой, с помощью которой крепятся водосточные трубы, выковыривал камень. Мало воздуха, со всех сторон поджимает спрессованная земля, скупо осыпается крупнозернистый песок.
Всего каких-то десять минут назад сменил он Гришу-парикмахера, а уже запарился. Грязным рукавом байкового комбинезона вытер потное лицо, перевел дыхание. В ушах опять зазвенели колокольчики. Теперь он часто слышит этот звук, с того самого жаркого июльского дня сорок второго, когда налетела немецкая авиация и вдребезги размолотила всю нашу боевую технику, находившуюся на береговой полосе Черного моря. Когда он очнулся после бомбежки, то впервые услышал этот странный звон колокольчиков.
Почти все уцелевшие после бомбежки были прижаты к морю, и каждого из них ждала тяжелая участь…
Звон колокольчиков поутих, едва Сусанов принялся опять выбирать грунт. Работать в тесноте и почти без воздуха — невыносимая мука. Николай поворачивался то на один бок, то на другой. Наконец ему удалось вокруг плоского, похожего на лоб теленка, камня выбрать выемку. Приноровился, чтобы подковырнуть, но камень не поддавался. Сусанов крутился, меняя положение: то пытался взять камень «с локотка», упершись головой в песчаный свод, то лежа на боку, то на животе.
Он и рук своих от усталости не чувствовал, но находил в себе новые силы и опять с остервенением принимался за дело.
Вдруг тусклая лампочка, что была приделана к стойке над ногами, погасла. Оказавшись в кромешной удушливой тьме, Сусанов отложил скобу, вытер беретом потное лицо, прислушиваясь сквозь звон вновь появившихся колокольчиков к шарканью шагов наверху. «Недаром эта земля каменец-подольской называется, — подумал Николай, вытягивая онемевшую ногу. — Однако почему не загорается лампочка?»
Он насторожился, уловив, как ему показалось, более отчетливые шаги наверху. Вот послышался чей-то невнятный голос, потом опять зашагали, зачастили. Над сводом потолка что-то лязгнуло, зажурчало, заскрежетало. От внезапности происшедшего Сусанов сжался, предчувствуя недоброе, подтащил поближе к себе небольшую, сбитую из досок лодочку-волокушу, высыпал в нее из лоточка песок, камни и, нащупав в потемках дрожащими руками солдатскую обмотку, подергал ее. Волокуша с шуршанием устремилась по горловине к блоку. Николай, цепляясь то плечом, то головой за стойки и выступы досок, пробирался вслед за ней.
На передаточном пункте встретил его звеньевой Гриша Федоров, бывший донецкий шахтер с «Володарки».
— Там… наверху… что-то непонятное… — с трудом переведя дыхание, сообщил Сусанов.
Звеньевой полез в забой, чтобы лично разобраться в обстановке. А Николай, пытаясь унять дрожь и отдышаться, лег на спину. В песчаном потолке, будто далекая звездочка в бездонной черноте неба, маячила скважинка, и через нее тянулась живительная струйка воздуха.
Немного отдышавшись, Сусанов стал пробираться к блоку. По пути на следующей «передаточной станции» к нему присоединился Гриша-парикмахер. Ползли молча и неторопливо, экономя силы.
Из котлована послышался хрипловато-натужный голос Лукина:
— Ну, вы-ы чаво?
Сусанов рассказал о случившемся. Слушал его Лукин, молча высекая кресалом искры из кремня. При свете раздуваемого огня Николай разглядел в углу ведро с водой, зачерпнул кружкой и чуть не захлебнулся. Утолив жажду, привалился потной, разгоряченной спиной к прохладной земляной стене и напряженно замер с мукой и надеждой на лице, пытаясь угадать, что же там, наверху, произошло.
Моргастый огонек, или, как его называли, «волчий глаз», ожил, осветив белки глаз, показавшиеся со стороны штольни.
— За чем дело стало, славяне? — По негромкому окающему говорку Сусанов узнал Васю Саратовца. Он только что оттащил очередной лоток с песком в коллектор.
— Суши, милый, весла, — подал совет Гриша.
— Вот у нас в Саратове… — начал было Вася, усаживаясь, но его тронул за плечо Сусанов. Возвращался звеньевой.
— Ну что? — тихо спросил Николай.
— Дело дрянь! — ответил Федоров. — Роют сверху, и не в одном месте, а по всей площади.
Сообщение подействовало на всех ошеломляюще. Сусанов стал потирать раненую ногу, боль не на шутку расходилась до самого бедра.
Федоров предложил перебраться поближе к люку, на тот случай, если откроют лаз, — не мешкая выйти.
Выбрались в коллектор — тесный, затхлый коридорчик с трубами. Кто прилег на толстые в теплоизоляции трубы, кто присел на корточки, согнувшись, обхватив колени. Стали ждать.
Тихо. Слышны только откуда-то сверху голоса, шарканье сапог, стук деревянных колодок в здании. Может быть, в блоке всех уже похватали. Но Сусанов отогнал это подозрение, напряженно молчал, потирая ногу. Разговаривать не хотелось. Понимали, если докопаются, начнется самое худшее. Мысли, одна страшнее другой, мелькали в разгоряченной голове. Неизвестность сковывала и подавляла. Томительное ожидание, казалось, не кончится никогда.
Русско-японская война 1904–1905 гг. явилась одним из крупнейших событий всемирной истории — первым жестоким вооруженным столкновением двух держав с участием массовых армий и применением разнообразной сухопутной и морской боевой техники и оружия. Она явилась, по существу, предвестницей двух мировых войн первой половины XX в.: воевали две страны, но в политических и экономических итогах войны были заинтересованы ведущие государства Запада — Великобритания, Германия, США, Франция. Этот геополитический аспект, а также выявленные закономерности влияния новой материальной базы вооруженной борьбы на развитие стратегических и оперативных форм, методов и способов боевых действий по-прежнему обусловливают актуальность исторического исследования Русско-японской войны. На основе исторических документов и материалов авторы раскрывают причины обострения международных противоречий в Дальневосточном регионе на рубеже XIX–XX вв.
Наше Отечество пережило четыре Отечественные войны: 1612 г., 1812 г., 1914 г. (так называлась Первая мировая война 1914–1918 гг.) и Великую Отечественную войну 1941–1945 гг.Предлагаемый читателю исторический труд посвящен событиям 1612 года, 400-летие которых отмечается в 2012 году. С 2005 г. в память об этих событиях, сплотивших народ, 4 ноября отмечается как всенародный праздник — День единения России.В книге раскрываются военные аспекты национально-освободительной борьбы нашего народа против польской и шведской интервенции начала XVII в.
Научно-популярный очерк об основных этапах освоения Сибири и Дальнего Востока.Большое внимание в очерке уделено освещению походов Ивана Москвитина, Василия Пояркова, Семена Дежнева, Ерофея Хабарова, Витуса Беринга, Геннадия Невельского и других русских землепроходцев и моряков.Институт военной истории министерства обороны СССР.Рассчитан на широкий круг читателей.
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Заговоры против императоров, тиранов, правителей государств — это одна из самых драматических и кровавых страниц мировой истории. Итальянский писатель Антонио Грациози сделал уникальную попытку собрать воедино самые известные и поражающие своей жестокостью и вероломностью заговоры. Кто прав, а кто виноват в этих смертоносных поединках, на чьей стороне суд истории: жертвы или убийцы? Вот вопросы, на которые пытается дать ответ автор. Книга, словно богатое ожерелье, щедро усыпана массой исторических фактов, наблюдений, событий. Нет сомнений, что она доставит огромное удовольствие всем любителям истории, невероятных приключений и просто острых ощущений.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эту книгу можно назвать книгой века и в прямом смысле слова: она охватывает почти весь двадцатый век. Эта книга, написанная на документальной основе, впервые открывает для русскоязычных читателей неизвестные им страницы ушедшего двадцатого столетия, развенчивает мифы и легенды, казавшиеся незыблемыми и неоспоримыми еще со школьной скамьи. Эта книга свела под одной обложкой Запад и Восток, евреев и антисемитов, палачей и жертв, идеалистов, провокаторов и авантюристов. Эту книгу не читаешь, а проглатываешь, не замечая времени и все глубже погружаясь в невероятную жизнь ее героев. И наконец, эта книга показывает, насколько справедлив афоризм «Ищите женщину!».
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.