Пока дышу... - [127]
Два голубя с жадностью поглядывали с соседней крыши на тротуар, где белели хлебные крошки, и вдруг крыло в крыло сорвались вниз, потоптались на асфальте, гулко забранились, затеяли драку, не обращая внимания на прохожих.
Надо сейчас же еще раз проверить у Чижовой давление. Странно, но ему остро захотелось немедленно увидеть ее, услышать ее голос.
А Ольга Чижова решила, — именно решила! — что не будет спать, что передумает, перевспоминает всю свою жизнь, не такую уж, в общем, и долгую. Впрочем, это теперь жизнь казалась ей короткой, а до больницы она думала о себе, как об очень старой женщине.
Когда Ольга узнала, что ее вновь переводят в хирургическую клинику, переводят, когда нет Кулагина, который запретил операцию, а замещает его Горохов, сам острый и пронзительный, как нож, она сразу догадалась, что операция все же будет. И как-то мгновенно с этим смирилась.
Горохов словно бы подавлял ее чем-то, и теперь она обреченно думала, что не сможет ни слова ему возразить, ни выразить сомнение. Несколько часов, пока она лежала еще в терапии, ей было очень страшно. Но Горохов, совершенно для нее неожиданно, оказался совсем другим. Ольга даже подумала, что если б сейчас решительно отказалась, то он, Федор Григорьевич, не стал бы ни спорить, ни доказывать. Он был участлив и нетороплив, говорил мало и мягко. И она решила, что, вероятно, ошиблась в нем, — может быть, он даже добрый человек, только по молодости бывает резковатым, колким, — утверждает себя.
Так она думала и передумывала, пока не заснула. А под утро очнулась и долго прислушивалась к шороху листвы, по которой пробегал легкий ветерок, да к далеким гудкам паровозов там, за больничным парком.
Справа и слева от нее мирно похрапывали соседки по палате. Одной из них Горохов удалил часть желудка, другой вставил искусственный пищевод.
Ольга вдруг ощутила приступ леденящей тревоги. «Что делать? Отказаться? Или подчиниться Горохову? И почему это так получилось, что из тысяч людей заболела именно я?..»
Она беззвучно заплакала, глотая слезы, все тело ее сотрясалось под байковым одеялом. Она никак не могла согреться. Не выдержав, позвонила, попросила грелку в ноги. «Только бы не разрыдаться громко, только бы не закричать от страха!»
Совсем рассвело, но Ольга не заметила этого. Она лежала, уткнувшись в мокрую тощую подушку, и плакала, пока к ней не подошла няня с тазом и кувшином. И тут рыдания прорвались наружу. Вздрагивая всем телом, Ольга дробно стучала зубами и почти бессознательно повторяла одно и то же: «Бо-оюс-сь… бо-оюс-сь». Ее терзало ощущение холода и пустоты внутри.
В отчаянии Ольга буквально вцепилась в старую санитарку. Та стала гладить ее по щекам, по волосам.
— Ты поплачь! Поплачь, сразу станет легче. Только при Федоре Григорьевиче держись, он страсть как этого не любит. Чувствительный он к бабьим слезам, может даже операцию отложить.
— Я больше не выдержу… Нет моих сил!..
Наклонившись к Ольге, няня шептала ей на ухо, что все будет хорошо, что у Горохова легкая рука.
Скольких уже утешала она, успокаивала на своем долгом веку!
Ольга понемногу согрелась, перестала дрожать и — успокоилась.
В коридоре, у входа в палату Чижовой, Горохов лицом к лицу столкнулся с Тамарой Савельевной. Она показалась ему какой-то особенно тихой и особенно доверчивой, не умеющей скрыть от него ни своего тревожного взгляда, ни мыслей.
Тамара тихо назвала ему цифры кровяного давления у Чижовой, и то, что она тоже вспомнила о давлении, хотя, в сущности, можно было его и не измерять, все известно, тронуло Горохова. Ему хотелось, чтоб весь мир сейчас думал и чувствовал с ним заодно.
Какое-то мгновение — оно показалось Горохову длинным, но хотелось, чтоб вовсе не кончалось, — они стояли друг против друга, совсем близко.
«Я рад, что ты здесь, спасибо тебе!» — говорили его глаза.
«Я не могла бы оставить тебя сегодня», — отвечал ее взгляд.
— Я хочу к ней зайти…
Горохов сказал это почти просящим, голосом, словно бы Крупина могла ему запретить.
Она отстранилась, и Федор Григорьевич вошел в палату, приблизился к койке Чижовой, посмотрел в отекшее лицо больной. Оно показалось ему несколько напряженным, но не встревоженным, а, скорее, даже отсутствующим. Он мог бы поручиться, что в этот миг она не думала об операции.
— О чем вы думали? — мягко спросил он.
Она не ответила, и больше он не стал расспрашивать.
Между ними шел сейчас особый, свой, бессловесный разговор. Горохов глядел на нее стоя, сверху вниз, и она казалась ему ужасно далекой и маленькой, такой маленькой, что он даже удивился — она же среднего роста!
Широко распахнулись двери. Раздался легкий скрип.
За Чижовой приехала каталка.
Горохов повернулся и быстро пошел из палаты по коридору. Тамара Савельевна поспешила за ним. Смешно! Чижова, кажется, спокойна, а ей, Тамаре, страшно оставаться без Горохова, она должна его видеть.
Подойдя к своему кабинету, Федор Григорьевич оглянулся, словно только сейчас расслышал за спиною шаги. Остановилась и Тамара. Получилось немножко неловко, но она не могла сейчас думать, что и как выглядит.
Он пропустил ее вперед, зашел следом за нею в кабинет и вдруг охватил ее голову обеими ладонями, крепко и нежно. И губами коснулся ее рта.
Москва 1959–1960 годов. Мирное, спокойное время. А между тем ни на день, ни на час не прекращается напряженнейшее сражение за человеческую жизнь. Сражение это ведут медики — люди благородной и самоотверженной профессии. В новой больнице, которую возглавил бывший полковник медицинской службы Степняк, скрещиваются разные и нелегкие судьбы тех, кого лечат, и тех, кто лечит. Здесь, не зная покоя, хирурги, терапевты, сестры, нянечки творят чудо воскрешения из мертвых. Здесь властвует высокогуманистический закон советской медицины: мало лечить, даже очень хорошо лечить больного, — надо еще любить его.
Действие в книге Вильяма Ефимовича Гиллера происходит во время Великой Отечественной войны. В основе повествования — личные воспоминания автора.
Вильям Гиллер (1909—1981), бывший военный врач Советской Армии, автор нескольких произведений о событиях Великой Отечественной войны, рассказывает в этой книге о двух днях работы прифронтового госпиталя в начале 1943 года. Это правдивый рассказ о том тяжелом, самоотверженном, сопряженном со смертельным риском труде, который лег на плечи наших врачей, медицинских сестер, санитаров, спасавших жизнь и возвращавших в строй раненых советских воинов. Среди персонажей повести — раненые немецкие пленные, брошенные фашистами при отступлении.
Новый роман Вильяма Гиллера «Тихий тиран» — о напряженном труде советских хирургов, работающих в одном научно-исследовательском институте. В центре внимания писателя — судьба людей, непримиримость врачей ко всему тому, что противоречит принципам коммунистической морали.
Александр Иванович Тарасов (1900–1941) заявил себя как писатель в 30-е годы. Уроженец вологодской деревни, он до конца своих дней не порывал связей с земляками, и это дало ему обильный материал для его повестей и рассказов. В своих произведениях А. И. Тарасов отразил трудный и своеобразный период в жизни северной деревни — от кануна коллективизации до войны. В настоящем сборнике публикуются повести и рассказы «Будни», «Отец», «Крупный зверь», «Охотник Аверьян» и другие.
За книгу «Федина история» (издательство «Молодая гвардия», 1980 г., серия «Молодые голоса») Владимиру Карпову была присуждена третья премия Всесоюзного литературного конкурса имени М. Горького на лучшую первую книгу молодого автора. В новом сборнике челябинский прозаик продолжает тему нравственного становления личности, в особенности молодого человека, в сложнейшем переплетении социальных и психологических коллизий.
С одной стороны, нельзя спроектировать эту горно-обогатительную фабрику, не изучив свойств залегающих здесь руд. С другой стороны, построить ее надо как можно быстрее. Быть может, махнуть рукой на тщательные исследования? И почему бы не сменить руководителя лаборатории, который не согласен это сделать, на другого, более сговорчивого?
Всё началось с того, что Марфе, жене заведующего факторией в Боганире, внезапно и нестерпимо захотелось огурца. Нельзя перечить беременной женщине, но достать огурец в Заполярье не так-то просто...
В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».
«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».