Пока дышу... - [129]
Однако гексонал — это лишь начало. Нужен другой сон, более прочный и надежный, и в вену вводится релаксант, расслабляющий мускулатуру. Вот уже отвисла челюсть. Через рот в трахею ввели ларингоскоп, трубка фиксируется пластырем к лицу. Конец ее подключают к наркозному аппарату. Вот теперь действительно все. Из этого сна без воли врача не вырвешься.
Ольгу повернули на правый бок, обработанное йодом поле накрыто стерильным бельем. Горохов, Крупина, сестры — все рядом. Тамара Савельевна прикрепила к белью отсос для откачивания крови.
Почти бесшумно на тоненьких резиновых шинах приближается столик с инструментами. Последние мгновения — и хирург отрешен от мирских забот. До этого он еще мог о чем-то думать, но теперь — полное отрешение!
Дугообразный разрез под левой грудью. Темный. Глубокий. Зажимы, зажимы, отсос… Рассечена кожа, мышцы, видна плевра. Она тоже рассекается. Со свистом входит воздух в разреженное пространство.
Свист — сигнал наркотизатору усилить обмен газов. Вот она началась, работа для всех семнадцати!
Между ребрами вставляется расширитель. Обнажилось легкое, розовое, даже на вид нежное и невесомое. Оно дышит. Слава богу, дышит.
Большой салфеткой его бесцеремонно отводят, отжимают в глубь грудной клетки, чтобы не мешало видеть сердце.
…Стрелки часов приближались к двенадцати. Шел третий час операции. Горохов осязал уже не только кончиками пальцев. Он сам как бы аккумулировался от живого сердца Чижовой. Каждый толчок его отзывался в нем самом. И вдруг он почувствовал, что сердце на его ладони начинает биться все реже, реже…
Лицу стало очень холодно. Он почувствовал, как стерли пот с его лба.
Уже остановилось дыхание. Все медленней и беспорядочнее сердечные толчки.
— Дефибриллятор! — крикнул он резко. — Усильте разряд!
И начал массировать сердце. Ритм удалось восстановить, но вот опять, опять эти проклятые судорожные сокращения!
«Только бы выжила, — заклинал мысленно Горохов. — Только бы выжила… Милая, хорошая, выживи, постарайся!..»
Его передернуло, когда он услышал, что артериальное давление снижается. Уже шли не минуты — секунды.
— Пять, десять, двадцать, тридцать… — шептала Крупина.
Ему снова вытерли лоб.
На сорок первой минуте сердце как бы качнулось, слегка затрепетало у него в руках и начало биться. Появилось вначале едва уловимое дыхание. Постепенно восстанавливался ритм.
Все это означало только одно: операцию можно продолжать. И теперь уже непосредственно на самом сердце.
На бумаге, в описании операции, это определяется так просто:
«…мгновенно острием ножа прокалывается стенка левого желудочка и в это отверстие вставляется инструмент — комиссуротом. После этого палец подходит к инструменту, устанавливает его в определенном положении. Под невидимым для глаза контролем инструментом разрывают створки клапана сердца, чтобы устранить сужение, образовавшееся в результате врожденного порока сердца…»
Быстрота, чуткость, точность…. И только твои руки! Вся надежда на них. Но ты не видишь, что они там делают.
Пятый час операции. Уже зашито сделанное отверстие в предсердии, мышцы и кожа. Оставлена только резиновая трубка-дренаж в плевральной полости, куда будет стекать лимфа или кровь, которая скопилась во время операции.
Отойдя от стола, Федор Григорьевич медленным движением стянул с себя шапочку и маску. Они были мокрыми от пота.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Вряд ли есть семья врача, которая вместе с ним не переживала бы его радости и горести. О чем бы ни говорили, разговор непременно коснется больных, и никуда от этого не уйдешь, никуда не скроешься.
Врачу звонят друзья, знакомые, друзья друзей и знакомые их знакомых. По ночам звонят из больницы, прибегают за помощью соседи по дому. Устал? Что поделаешь, ты врач! Раздражен? Скрывай, ты врач! Жена от тебя ушла? Скрывай, терпеливо выслушивай больного и его родственников, отвечай на вопросы, не то прослывешь нечутким или — что еще страшнее — незаметно для себя и впрямь очерствеешь. А не дай бог, что плохое случится, — будет тебя мучить совесть. Совесть — она ведь мучает.
Горохов явился домой, когда уставшая от ожидания мать сидя дремала в кресле. Ключи от квартиры сына у Валентины Анатольевны были, но по молчаливой договоренности без предупреждения она никогда не приезжала, кроме разве тех исключительных случаев, когда он болел. А сегодня она не могла не приехать — прослышала, что в клинике Кулагина доктор Горохов делает операцию на сердце.
Валентина Анатольевна ждала, ждала, а сына все не было. Можно бы, конечно, позвонить в клинику, но у них это не было принято. А в голову лезли мысли, одна другой страшнее, и душа болела. Больным-то он — хирург, человек с ножом в руках, а ей — сын, ее мальчик, Федя…
— Мамочка! — обрадовался Федор Григорьевич. — Милая ты моя! — И остановился в дверях. — Ну, поздравь меня! И, пожалуйста, чаю, покрепче и погорячей. Смерть как хочу пить!
Валентина Анатольевна мгновенно очнулась и, мимоходом обняв сына, поспешила на кухню.
А потом он сидел в кресле, вытянув ноги в одних носках, сидел, закрыв глаза, и неудержимо тянуло спать, но засыпать не хотелось, чтоб не утратить во сне никогда еще не испытанное, столь острое чувство счастья.
Москва 1959–1960 годов. Мирное, спокойное время. А между тем ни на день, ни на час не прекращается напряженнейшее сражение за человеческую жизнь. Сражение это ведут медики — люди благородной и самоотверженной профессии. В новой больнице, которую возглавил бывший полковник медицинской службы Степняк, скрещиваются разные и нелегкие судьбы тех, кого лечат, и тех, кто лечит. Здесь, не зная покоя, хирурги, терапевты, сестры, нянечки творят чудо воскрешения из мертвых. Здесь властвует высокогуманистический закон советской медицины: мало лечить, даже очень хорошо лечить больного, — надо еще любить его.
Действие в книге Вильяма Ефимовича Гиллера происходит во время Великой Отечественной войны. В основе повествования — личные воспоминания автора.
Вильям Гиллер (1909—1981), бывший военный врач Советской Армии, автор нескольких произведений о событиях Великой Отечественной войны, рассказывает в этой книге о двух днях работы прифронтового госпиталя в начале 1943 года. Это правдивый рассказ о том тяжелом, самоотверженном, сопряженном со смертельным риском труде, который лег на плечи наших врачей, медицинских сестер, санитаров, спасавших жизнь и возвращавших в строй раненых советских воинов. Среди персонажей повести — раненые немецкие пленные, брошенные фашистами при отступлении.
Новый роман Вильяма Гиллера «Тихий тиран» — о напряженном труде советских хирургов, работающих в одном научно-исследовательском институте. В центре внимания писателя — судьба людей, непримиримость врачей ко всему тому, что противоречит принципам коммунистической морали.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Александр Иванович Тарасов (1900–1941) заявил себя как писатель в 30-е годы. Уроженец вологодской деревни, он до конца своих дней не порывал связей с земляками, и это дало ему обильный материал для его повестей и рассказов. В своих произведениях А. И. Тарасов отразил трудный и своеобразный период в жизни северной деревни — от кануна коллективизации до войны. В настоящем сборнике публикуются повести и рассказы «Будни», «Отец», «Крупный зверь», «Охотник Аверьян» и другие.
С одной стороны, нельзя спроектировать эту горно-обогатительную фабрику, не изучив свойств залегающих здесь руд. С другой стороны, построить ее надо как можно быстрее. Быть может, махнуть рукой на тщательные исследования? И почему бы не сменить руководителя лаборатории, который не согласен это сделать, на другого, более сговорчивого?
Всё началось с того, что Марфе, жене заведующего факторией в Боганире, внезапно и нестерпимо захотелось огурца. Нельзя перечить беременной женщине, но достать огурец в Заполярье не так-то просто...
В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».
«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».