Пока догорает азбука - [8]

Шрифт
Интервал

бабушка бьётся у гроба, застыла мама,
груша-до, груша-ре, груша-ми, звенят, золотые
колокольчики по Марии.
9. а когда груша-си оборвётся мышиным писком,
прямо в гроб к тебе забежит шушарская крыска,
заколотят крышку, отстучат до, ми, ре, и
колокольчики по Марии.
колокольчики по Марии
по Марии
Марии
[тающий звон колокольчиков]

«звёзды в красном смещении…»

звёзды в красном смещении
расширяют небесную лоцию,
взрываясь в крови́.
но никто не поднимет
семь покрывал —
семь небес, —
они алые,
синие —
всю небесную революцию
украшенные
смещающимися херувимами
и прочими ангелами
на пустоте скинии.

«и плоть смотрящих на меня из глины…»

и плоть смотрящих на меня из глины
истаивала, как солончаки.
в глазах их, как земля
перебродившая, седых, как паутина,
разбитых, как морена,
проплывали
как бельма, голубые ледники.
но вспышкой в редкий миг светоявленье
вдруг озаряло расстоянье, расширенье
зрачка —
меня несло подземное теченье
два тектонических толчка —
швырнув на полюс притяженья
и насадив, как мотылька,
на острие зрачка.

«иные из беспощадных дарят человеку…»

1

иные из беспощадных дарят человеку
его смерть, как яйцо Кощея
в ларце – как подношение
(как решение):
не пощаду твою, но свободу:
она была
в зайце и в утке
на вершине дуба шумела
криком утиным была
и заячьим бегом
и шумела на дубе
и в речные пески шумера
вплеталась стеблями
на дне озера распускалась
растворялась в слезах
как в мёртвом море кумрана

2

белый кочан – голова твоя
руки – грабли, а сердце —
жёваный хлебный мякиш
кто ты таков, что тебе преподносят
не жалость, но храбрость
и вот собралась она вся
на конце иголки
гранула Бога
что тебе отдают в твою волю —
делай с ней, что хочешь

«Ксения женщина красивая но утопленница…»

Ксения женщина красивая но утопленница
работает в клинике медсестрой
ставит мне каждое утро капельницы
горячий укол глюконата кальция
ампулы вскрыты распороты розы бутылок
оборваны нити мицелия утренних звёзд
за МКАДом в лесу наставлены дупла как дула

«воздух полон невидимых лестниц патриарха Иакова…»

1

воздух полон невидимых лестниц патриарха Иакова;
ангелы называют котёнка Мхерст, Мхерстик
(Мой Страх, Mein Herz)
голубые жигули в цветах едут в весну,
в сумеречное лето.

2

мироздание в виде полуразобранной пирамиды маджонга,
расположенной в космосе:
точки и символы, четыре ветра, три дракона,
слива, орхидея, хризантема и бамбук,
весна, лето, зима и осень.

«спускается и обретает тяжесть…»

спускается и обретает тяжесть
огонь с высот огня к деревьям и воде
текучие тела подвластные влеченьям
их осязаемость животный запах страсть
с тех пор как звёзды пали и символы поблёкли
и всё покоится на антиподах и дрожит
воздух от крика демонов и плача
о смерти богов
в каждом цветке и дереве пылинки
тысячи дьяволов в солнечном луче
в каждой барочной складке рёвом ветра
пыланьем пламени чернеющий во мраке
он воет в волке каркает в ворóне
шипит в змее в плоде в траве в песчинке
и в хульной песне нисходя к воде
он превращается

«кровь пили ночью буквы рассвета…»

* * *
кровь пили ночью буквы рассвета
дышал сон в оленьем плену
и дымилась весна над лугами
приходили нищие братья
и уходили в леса народы
и обращались во рвах и тюрьмах
в рубахах исклёванных птицами
ждали разбредшись спасения
от мора пришедшего с ветром
тысячи лет проходили
и равенство звёзд было познано
* * *
что искал ты когда копытца в траве
наполнялись водой журавлей
вдоль борозд в поле стояли
соляные ангелы и накрыты были
в час красной свадьбы столы
и кинжалы кромсали цветы
ты искал меня но я не был зван
был там безымянный палец
и он рассказывал что заклятые словом
камни молили у ночи о сне
и их отпустила объявшая сила
* * *
некто стучал в калитку забора ночи
«всё это кончится как высыхает
лицо от слёз в материнских коленях
в подземной раковине где сердце»
ветер тачает тебе сапоги и паяет рот
стала земля покорной но не точи́т
медовой струи из улья что прóклят
все камни заснули погасли лампы
в дворцах и трущобах угольщиков
в цвели предутренней небо и воды
и потерянное слово открывает путь

III. Короны и молнии

(куплеты Вольных Земель)

1

Собрались котомка, сыр и сухарь
в Вольные Земли.
Там беженцы под сенью теней,
туда бегут каторжники с галер,
ни одна тварь не посмеет туда пронести ублюдочный Закон.

2

Вольные Земли – вечное странствие,
земля – море,
вольная земля пиратов.
Там пропадают без вести
(по-немецки они – Land Verschwinden).

3

Там не живут долго и счастливо:
в Вольных Землях
никогда не кончается
грай воронов над станицами,
Гражданская война.

«от собственной божественности отрекался снова и снова…»

от собственной божественности отрекался снова и снова,
огородные пугала, до пят укрытые волосами,
уходили на волю полей,
каменные кувшинки опускались на дно озёр,
разбивались сосуды, пока шёл он тропами своих желаний среди эонов
в вечный позор.
сверху вниз сквозь него текло азотнокислое семя
в нечистый голод земли на костяницу хлебов,
сожжённых пожаром,
и завлекало киборгов и мутантов фальшивым спасеньем,
и он отдавался рыцарям тени в сортирах /
в кошмарах.
он желал быть вещью, принадлежащей какому-нибудь садисту,
наручники времени, случайный секс и безвестность,
и голод малых сих —
превыше горней славы аметиста,
сапфира высоты надежд небесных
и гиацинта кротости святых.
даже звёзды в небе умирают,

Еще от автора Алла Глебовна Горбунова
Конец света, моя любовь

Никогда еще двухтысячные годы не были описаны с такой достоверностью, как в новой книге Аллы Горбуновой. Дети, студенты, нищие, молодые поэты – ее герои и героини – проживают жизнь интенсивно, балансируя между тоской и эйфорией, святостью и падением, пускаясь из огня семейного безумия в полымя рискованной неформальной жизни Санкт-Петербурга. Но рассказы Горбуновой далеки от бытописательства: она смотрит на хрупкую и опасную реальность с бескомпромиссной нежностью, различая в ней опыт, который способен преобразить ее героев.


Вещи и ущи

Перед вами первая книга прозы одного из самых знаменитых петербургских поэтов нового поколения. Алла Горбунова прославилась сборниками стихов «Первая любовь, мать Ада», «Колодезное вино», «Альпийская форточка» и другими. Свои прозаические миниатюры она до сих пор не публиковала. Проза Горбуновой — проза поэта, визионерская, жутковатая и хитрая. Тому, кто рискнёт нырнуть в толщу этой прозы поглубже, наградой будут самые необыкновенные ущи — при условии, что ему удастся вернуться.


Другая материя

Алла Горбунова родилась в 1985 году в Ленинграде. Окончила философский факультет СПбГУ. Поэт, автор двух книг прозы – «Вещи и ущи» и «Конец света, моя любовь». Её стихи и проза переведены на многие иностранные языки. Лауреат премий «НОС», «Дебют» и премии Андрея Белого. Проза Аллы Горбуновой предельно подлинна и привлекает самых разных читателей, от известных литературных критиков, людей искусства и философов до студентов и старшеклассников. Эта книга – не исключение. Смешные, грустные, трогательные, а подчас и страшные, но удивительно живые истории пронизаны светом её души, светом «другой материи». Содержит нецензурную брань.


Рекомендуем почитать
Образ жизни

Александр Бараш (1960, Москва) – поэт, прозаик, эссеист. В 1980-е годы – редактор (совместно с Н. Байтовым) независимого литературного альманаха «Эпсилон-салон», куратор группы «Эпсилон» в Клубе «Поэзия». С 1989 года живет в Иерусалиме. Автор четырех книг стихотворений, последняя – «Итинерарий» (2009), двух автобиографических романов, последний – «Свое время» (2014), книги переводов израильской поэзии «Экология Иерусалима» (2011). Один из создателей и автор текстов московской рок-группы «Мегаполис». Поэзия Александра Бараша соединяет западную и русскую традиции в «золотом сечении» Леванта, где память о советском опыте включена в европейские, израильские, византийские, средиземноморские контексты.


Говорящая ветошь (nocturnes & nightmares)

Игорь Лёвшин (р. 1958) – поэт, прозаик, музыкант, автор книг «Жир Игоря Лёвшина» (1995) и «Петруша и комар» (2015). С конца 1980-х участник группы «Эпсилон-салон» (Н. Байтов, А. Бараш, Г. Кацов), в которой сформировалась его независимость от официального и неофициального мейнстрима. Для сочинений Лёвшина характерны сложные формы расслоения «я», вплоть до погружения его фрагментов внутрь автономных фиктивных личностей. Отсюда (но не только) атмосфера тревоги и предчувствия катастрофы, частично экранированные иронией.


Слава героям

Федор Сваровский родился в 1971 году. В 19-летнем возрасте эмигрировал в Данию, где получил статус беженца и прожил шесть лет. С 1997 г. снова в Москве, занимался журналистикой, возглавлял информационно-аналитический журнал «Ведомости. Форум», затем работал в издательстве «Paulsen» и журнале «Esquire». В 2007 г. выпустил первую книгу стихов «Все хотят быть роботами», вошедшую в шорт-лист Премии Андрея Белого и удостоенную Малой премии «Московский счёт» за лучший поэтический дебют. Далее последовали сборник «Все сразу» (2008, вместе с Леонидом Швабом и Арсением Ровинским) и авторская книга «Путешественники во времени» (2009, также шорт-лист Премии Андрея Белого)


Ваш Николай

Леонид Шваб родился в 1961 г. Окончил Московский станкоинструментальный институт, жил и работал в Оренбурге, Владимире. С 1990 г. живет в Иерусалиме. Публиковался в журналах «Зеркало», «Солнечное сплетение», «Двоеточие», в коллективном сборнике «Все сразу» (2008; совместно с А. Ровинским и Ф. Сваровским). Автор книги стихов «Поверить в ботанику» (2005). Шорт-лист Премии Андрея Белого (2004). Леонид Шваб стоит особняком в современной поэзии, не примыкая ни к каким школам и направлениям. Его одинокое усилие наделяет голосом бескрайние покинутые пространства, бессонные пейзажи рассеяния, где искрятся солончаки и перекликаются оставшиеся от разбитой армии блокпосты.