Поиски и находки в московских архивах - [65]

От правды отвращал он взор

И нравы развратил он рабством;

И был пред ним лишь знатный вор

Отмечен почестью и графством.

Самодержавною рукой

Топтал он семя просвещенья

И презирал страны родной

Развитие и назначенье.

То барабанщик, то капрал,

Наш августейший арендатор,

Он был — разводный генерал,

А не российский император.

Но ты не будь надмен, как он,

Злопамятством не будь подобен,

России блага чти в закон

И, как прабабка, будь незлобен.

ПЛАЧ ЧИНОВ КОРПУСА ПУТЕЙ СООБЩЕНИЯ ПО СЛУЧАЮ УВОЛЬНЕНИЯ ГРАФА КЛЕЙНМИХЕЛЯ

Увы! Уж нет того, который

Усердьем все превозмогал

И в государственные воры

Нас так усердно посвящал.

Твердил который офицерам,

Что он один для них закон,

И доказал, как инженерам

Легко нажить хоть миллион.

Он мудрые давал советы:

Как нам строенья возводить,

Как составлять должны мы сметы,

Чтобы карман скорей набить;

Как нужно нам писать контракты,

С подрядчиков, чтоб взятку взять,

И как почтовые мы тракты

Должны в болота превращать;

Как там пути лишь сообщенья

Стараться надо проводить

Путями, где обогащеньем

Могли б они для нас служить.

Лишал он имени и чести

Трудом кто сотни наживал,

А кто украдет тысяч двести,

Того чинами награждал.

Он генералов заслуженных

И офицеров деловых,

Способных, опытных ученых

Ругал как низких слуг своих.

И корпус некогда почтенный

Он в общем мненьи уронил,

И скромный наш мундир степенный

Позором вечным заклеймил.

Увы! Вот громкие деянья

Того, кто нами управлял,

Кто грабил Русь без наказанья

И ныне так бесславно пал.

Восплачем радости слезами

О горькой участи такой,

Умилосердился над нами

Царь православный, молодой!

-----

Итак, сбылись заветные желанья,

Прости навек, наш грозный падишах,

Благодарим за все благодеянья,

За седины в поручичьих чинах,

За ряд обид и мелких оскорблений,

Которые ты щедро расточал;

За глубину того уничиженья,

В которое ты нас умышленно втоптал.

Ты дерзостно смеялся над искусством,

Талант и ум нещадно презирал

И в нас убить хотел зародыш чувства,

Которого — слепец — ты сам не понимал.

ПОСМЕРТНАЯ ПОЛЕМИКА

В свое время сатирик П. В. Шумахер справедливо возмущался почти полным отсутствием поэтических откликов на смерть И. С. Тургенева[179]. Действительно, таких откликов в прессе появилось сравнительно мало. Это не удивительно, так как царское правительство, реакционная пресса и цензоры считали Тургенева весьма опасным для самодержавия писателем. Даже после смерти не утихала ожесточенная полемика вокруг его имени.

Реакционные газеты вроде «Московских ведомостей» Каткова встретили смерть Тургенева гробовым молчанием; они в течение двух недель не сообщали о смерти Тургенева ни единого слова. О враждебном отношении царя Александра III и его подручных к Тургеневу свидетельствует в своем дневнике В. П. Гаевский:

«...Краевский... сообщил, что государь, когда ему доложили о смерти Тургенева, сказал: «Одним нигилистом меньше...» Мертвый Тургенев продолжает пугать министров и полицию. Сегодня объявлено в комиссии распоряжение министра внутренних дел, чтоб не было никаких речей, а министр юстиции переполошился от намерения присяжных поверенных участвовать в процессии»[180].

После долгого молчания в «Московских ведомостях» вместо первого сообщения о смерти писателя появились сенсационные отрывки из письма П. Лаврова о денежной субсидии журналу «Вперед», о помощи, оказанной Тургеневым русским революционерам и политическим эмигрантам. Это вызвало переполох в стане реакции и среди либералов. Испуганная этим известием реакционная пресса предала имя Тургенева анафеме.

«Много шуму делает разоблачение нигилистами, что Тургенев давал им деньги. Это ужасное пятно на него, на его личность, хотя его слава художника не поблекнет от этого. Надо надеяться, что глупые демонстрации от этого поубавятся, хотя, с другой стороны, они могут обостриться»[181], — замечает в своем дневнике В. М. Голицын.

Шеф департамента полиции Плеве и министр внутренних дел Д. Толстой принимали самые энергичные меры к тому, чтобы не было никаких многолюдных встреч тела Тургенева на русской земле. 21 сентября Плеве телеграфировал в Вержболово: «По прибытии тела покойного писателя Тургенева в Вержболово примите меры, чтобы оно было отправлено далее безостановочно с таким расчетом, чтобы прибыло в Петербург двадцать седьмого сентября рано утром». В тот же день псковскому губернатору, виленскому генерал-губернатору и начальнику жандармского управления было телеграфно приказано: «Ввиду предстоящего на днях по линии Вержболово — Виленской — Петербургской провоза тела покойного писателя Тургенева... принять без всякой огласки с особой осмотрительностью меры к тому, чтобы... не делаемо было торжественных встреч...»[182].

И резким контрастом этой постыдной затее явилось письмо Салтыкова-Щедрина доктору Н. Белоголовому от 16 сентября 1883 года.

«Здесь идут приготовления к похоронам Тургенева, — писал он, — которые однако не будут менее шумны, нежели предполагалось. Тут идет большой шум; ругательства раздаются в изобилии — это против Тургенева, которого на пушкинском празднике сам епископ Амвросий называл чистым голубем. Письмо Лаврова, перепечатанное без комментариев «Московскими ведомостями», дало этим ругательствам почву. Теперь уже прямо называют Тургенева изменником».