Поиск-88: Приключения. Фантастика - [8]

— Все это, Федя, я когда-то рассказывал О’Греди. Очень уж расспрашивал ирландец. Интересовался, как мы устояли, где силы брали... Выслушал Джордж — задумался, но, вижу, все равно не понял, а ведь храбрец из храбрецов и фашистов ненавидел по-настоящему. Н-да... Так, говоришь, спрашивал про меня? Вэри вэлл — не забыл, значит, лейтенант-коммандер.

— Сейчас он кептен в отставке. А эту песенку слышал? — Я пропел: — «Вдруг — немецкий перископ. Джордж О’Греди! Джордж кричит: «Машины — стоп!» Джордж О’Греди!..»

— Слышал! — и подхватил хриплым баском: — «И английский офицер Джордж О’Греди носит орден эСэСэР, Джордж О’Греди!»

 

Наша встреча в Лондоне зимой сорок четвертого была короткой и сумбурной. Он рассказывал о себе вяло и неохотно. Приходилось вытягивать каждое слово. В конце концов до меня дошло, что Володька просто-напросто еще весь там и в том, что пришлось пережить во время трагического рейса «Заозерска». Но все-таки успел многое рассказать, хотя и не все — времени не было. Закончив дела до ленд-лизу, я утром улетел в Москву, а Володя был вынужден задержаться в Англии.

 

На север Владимир попал из госпиталя. Выковыряли из него кучу железа и хотели определить в нестроевые — взбунтовался. Сочли возможным направить капитан-лейтенанта в распоряжение флота, правда, на вспомогательные корабли.

В Мурманске обрадовались: готовый капитан танкера! Потом засомневались — в чьей-то памяти всплыло довоенное «дело» и его финал: черноморский буксир. А финал сей мог быть причиной деквалификации, то есть пусть временной, но — профессиональной непригодности. И пошло-поехало. Полезла наружу разная мелочь; кто-то (всегда найдется такой!) даже припомнил услышанное мельком, когда-то, от кого-то о странной кличке — Арлекин. Отчего, по какой причине? Отдает, знаете ли, бичкомером, попахивает, знаете ли, кабаком! Спросили самого — объяснил. Оказывается, все просто, ничего страшного, но... Деквалификация вполне возможна, значит, нужно повременить с назначением. Не коком идет — капитаном. И направили Владимира Алексеевича вторым помощником на старенький танкер «Заозерск», чем обрадовали донельзя.

Танкеру предстоял долгий и дальний путь в Штаты. Надежда на возвращение? Никакой гарантии — война...

Но им повезло. «Заозерск» в одиночку прорвался до Флориды, совершил переход в Сан-Франциско, оттуда, с бензином, сделал рейс на Владивосток; потом вернулся в Штаты, снова закачал в танки авиагорючку и снялся в Исландию, где формировался конвой на Мурманск.

Еще до Хваль-фиорда «Заозерск» много раз спасало мастерство капитана и кормовая «сорокапятка». «Фокке-вульфы» лезли настырно, танкер отбивался умело и зло. И отбился, но... погиб старпом — тринадцать пуль разорвали тело от плеча до паха. Должность досталась Володьке. При этом он по-прежнему оставался вторым, то есть грузовым помощником. С тем и пришли в Исландию, где танкер включили в караван.

Две ноши любому посеребрят виски, если учесть ситуацию и возможности старого судна. А ведь в танках у него не мазут — высокооктановая горючка, идущая по первому разряду, и значит, самая взрывоопасная. Володька знал коварные свойства авиационного бензина по прежним рейсам на Каспии и требовал с донкерманов глаза да глаза. И сам, как говорится, доверял, но проверял: осмотрел и ощупал грузовые клинкеты, разобщительные клапаны на пожарной магистрали, винтовые приводы крышек у горловин танков, не оставил без внимания самый незначительный, казалось бы, вентиль. Да есть ли на танкере, как и на любом судне, впрочем, что-либо незначительное? Едва ли. Все — в деле, все предельно функционально, иначе... Зачем на судне ненужная деталь? Словом, новый старпом, чтобы не было в дальнейшем ни малейших сомнений, проверил важнейшие узлы, включая системы заземления, вентиляции и пожаротушения, чуть ли не на карачках «пронюхал» герметизацию танков и только после этого доложил о готовности судна к выходу в море.

Капитан не имел к старпому претензий по службе, но личные отношения складывались не лучшим образом. Точнее, начали складываться, когда, вопреки строжайшему приказу «О несовместимости морской службы в условиях военного времени с любым отвлекающим моментом и о запрещении наличия такового», на танкере появился щенок. Вернее, годовалый пес. В числе прочих «моментов» перечислялись собаки и кошки, а также попугаи и обезьяны, попавшие в реестр, как полагала команда, не столько для красного словца или вящей убедительности, сколько от старческой ностальгии кепа по экзотическим портам: он немало повидал их за долгие годы, проведенные на море.

Собака появилась накануне возвращения из Акурейри, где, в помощь «сорокапятке», монтировали дополнительное вооружение. В базу ВМС «Заозерск» пришел одновременно с крейсером «Абердин», несшим флаг коммодора Маскема, назначенного командующим сформированного конвоя, выход которого откладывался вновь и вновь. Эта неопределенность, очевидно, заставила старшего офицера крейсера заняться кой-какими хозяйственными работами. «Абердин» стал кормой к швартовым бочкам, форштевнем ткнулся в причал.

На стенку из клюзов высыпали тяжелые якорные цепи; десятка три матросов принялись растаскивать их, цепляя крючьями-абгалдырями. Калибр звеньев заставлял матросов тужиться изо всех сил, как и во времена парусов и воротов-кабестанов, помогая себе тягучей, заунывной песней. Запевал верзила с вытатуированной бабочкой на правой щеке.