— Ну что ж, Андрей… э… Михайлович, работу вашу я изучил внимательнейшим образом, — главный геолог Сокольский, не поднимая головы, с силой потер широкой ладонью большой выпуклый лоб.
Андрей Шахов, притворяясь безучастным, смотрел в открытое окно, где в почти белых от солнца листьях огромной березы, заслонившей небо, суетились, галдели истошно воробьи, но не видел ни окна, ни этой березы, а, напружинившись, прислушивался, как Сокольский шуршит бумагами.
— М-да, — главный геолог подровнял листы текста, аккуратно сложил длинные ленты разрезов и планов. — Вы позволите быть откровенным?
Он быстро глянул на Шахова, увидел его окаменевшее лицо с выступившими скулами, длинную шею, на которой дернулся острый кадык, словно Шахов пытался, но не мог что-то проглотить, и взгляд главного геолога из настороженного превратился в снисходительно-насмешливый. Сокольский откинулся на стуле, достал не спеша массивный серебряный портсигар.
— Вы знаете мое мнение, — скучным голосом начал он, разминая папиросу. — Еще когда вы выбирали тему дипломной работы, я предупреждал, что надежды на северный участок довольно… проблематичны. — Щелкнул зажигалкой, прикурил, прищурив левый глаз. — Я предупреждал вас, а вы заупрямились. И вот результаты, — подтолкнул к Шахову папку.
Жест получился пренебрежительный — папка скользнула по полированной поверхности стола, слегка развернулась. Шахов покосился на нее, усмехнулся.
— Все, что вы предлагаете, похоже больше, простите, пожалуйста, за резкость, на научную фантастику, чем на научное предвидение, — голос главного геолога был ровным, скучным. — Выводы, к сожалению, бездоказательны, прогнозы не аргументированы, расчеты уязвимы, а общая картина рудного поля, и особенно — невероятная гипотеза рудообразования, весьма и весьма сомнительны.
Сокольский подождал, не скажет ли чего Шахов, но тот молчал. Сидел неподвижно, только иногда ощупывал торопливо верхнюю пуговицу рубашки, будто проверяя, цела ли она, и тогда видно было, что пальцы его слегка дрожат.
— Дался вам этот северный участок, — главный геолог щелчком сбил пепел в большую хрустальную пепельницу. — Разработали бы диплом по югу, и не было бы всех этих… — он помялся, вздохнул, — неприятностей.
— Я работал над югом, — Шахов наконец повернулся к главному геологу, и взгляд его прищуренных серых глаз стал злым. — Там ничего нет. Все выгребли. Бесперспективно!
— Не считаете же вы нас, стариков, дремучими невеждами, — Сокольский улыбнулся. — Во всех учебниках наш рудник — классический пример классического рудообразования, и двести лет он развивается именно в южном направлении…
— Рудник двести лет разрабатывает линзу, — раздраженно перебил Шахов. — Это аномалия, кулиса. Основное месторождение надо искать на севере.
— На глубине пятисот метров, как вы предлагаете? — Сокольский снисходительно посмотрел на него, ткнул окурок в пепельницу, тщательно раздавил.
— Да! И мощность его увеличивается в меридиональном простирании, по глубинному разлому. Вот смотрите… — Шахов торопливо подтянул к себе лист бумаги, выдернул из стаканчика карандаш, но вдруг опомнился, обмяк. — Впрочем, все это вы читали в проекте.
— Читал, читал, — главный геолог встал, повел плечами, разгоняя усталость. Прошелся по кабинету, опустив голову и сцепив за спиной руки. Развернулся. Остановился около Шахова, качнулся с пяток на носки. — А факты, доказательства?
— Факты? — удивился Шахов и тоже встал. — А шестьсот тринадцатая скважина? А семьсот первая?
— Всего две? Неубедительно, — Сокольский покачал головой. Вернулся к своему стулу, но садиться не стал. Уперся кулаками в стол, поджал губы.
— Две, конечно, мало, — желчно согласился Шахов. — Что ж, вы, Василий Ефимович, не согласились пробурить хотя бы одну по моему проекту? Особенно у Марковской горки.
— По вашему проекту? — главный геолог изумленно повернул к нему голову. — Да ты представляешь, сколько стоит скважина?! — перешел он от возмущения на «ты». — Представляешь?!
— Представляю. Точнее, знаю, — Шахов помрачнел. Стукнул с силой кулаком в раскрытую ладонь. — Ну что бы нам в прошлом году пройти поглубже пятьсот девяносто вторую!
— Она пустая, — поморщился Сокольский. Тяжело сел, заворочался на стуле, устраиваясь поудобней.
— Пустая… Еще бы сотняжку метров — и она подсекла бы рудное тело, — Шахов вцепился в спинку стула, качнулся имеете с ним. — Это подтвердила геофизика и наша установка «Импульс». Об этом же сказано в дипломе.
Сокольский сморщился, и его лицо стало кислым.
— Опять вы за свое, Андрей Михайлович, — покрутил в руках портсигар, кинул его на стол. — Ваша самодеятельная установка — не аргумент. Это несолидно, несерьезно. Кто ей поверит?
— Кроме данных электросейсморазведки, — не слушая, продолжал раздраженно Шахов, — я использовал материалы Твердышева. А он занимался севером много лет, — раскрыл портфель, согнулся, разыскивая что-то в нем.
— Вижу, вижу руку Твердышева, — усмехнулся Сокольский. Потер со страдальческим видом виски. — Этот фанатик и вас заразил своими… идеями?
— Вот. Нашел, — Шахов протянул главному геологу невзрачный серый журнал. — Прочтите, пожалуйста, если найдете время, там, где закладка. Пишут о совместной советско-французской установке. Конечно, у них база, мозги, фонды, но принцип тот же, что и в нашей самоделке. Разница в мощности и точности.
![Камешки на ладони [журнал «Наш современник», 1990, № 6]](/storage/book-covers/a8/a894e9dfa835c638eeb9ba7e592b34226a6720c4.jpg)
