Там втащил тело на самый верх кучи.
— Прощай, Степа, царствие тебе небесное. В раю встренемся.
Уложив рядом и Ивана, Парамонов вынул из кармана мешочек с трутом, кресалом и кремешком.
— Ишь смолит, тонка кость — белы рученьки, — ворчал, высекая красноватые искры и поглядывая в дверной проем на светлую точку папиросы Арчева. — Сколь серников-то, поди, извел. Нет чтоб поделиться.. Мучайся тута с энтим огнивом растреклятым…
Наконец размохначенный кончик трута задымился. Парамонов раздул его, подпалил завиток бересты, сунул в шкуры. Огонь затрещал, зарезвился.
Парамонов вышел, закрыл дверь.
Арчев, глубоко всунув руки в карманы, остро, углами, подняв плечи, жевал папиросу, наблюдая, как выползает из щелей сарайчика белый дым.
— Вот и отвоевались Степан с Иваном… Все суета! — Выплюнул папиросу. — Хорошие были воины, верные… А ты, я думаю, доволен? — Покосился насмешливо на подручного, выдернул у него из-за пояса свой револьвер, сунул в кобуру. — Остяцкое золото нам достанется.
— Дык, тое золото еще найтить надо, — вздохнул Парамонов, берясь за шомпол. — Иде оно, золото тое?
— Об этом знает только Еремейка. Спроси у него.
В сарайчике ухнуло; над крышей взметнулись длинные гибкие языки пламени, отшвырнув вечерний полумрак. Огонь плеснулся по сухим смолистым стенам, и вмиг сарай превратился в полыхающий куб…
«Советогор», часто шлепая плицами, оставляя за собой черный хвост дыма, бодро плыл серединой реки. Близилась ночь: холодно серебрился в синей выси полумесяц, перебросив от берега к берегу раздробленную волнами белую полоску, которую пароход никак не мог пересечь — та все время оставалась впереди. Сгущались на берегу тени, превращая лес в сплошную черную полосу.
— Что за притча?! Никак пожар? — капитан показал рукой вперед и влево, где за темной стеной деревьев вспыхнуло яркое пятно, выкинувшее в небо световой столб. — Клянусь честью, это в устье Назыма! — Наклонился к карте. — Вот здесь.
Фролов тоже нагнулся над картой.
— Сардакова Юрта? — Поднял лицо, посмотрел на далекий огонь. И приказал: — Давайте к берегу, Виталий Викентьевич!..
Еремей вскрикнул, обмяк. Задышал часто и мелко, завсхлипывал.
— Эт-те-те, сомлел парнишка! — крякнул сокрушенно Парамонов. Захватил полой шинели шомпол, вытер его. — От ить какой крепкий попался… Прям комиссар большевицкий, а не робенок, право слово…
— Может, огнем попробуем? — Арчев поглядел на исходящую жаром гигантскую кучу углей, оставшихся от сарая.
— Мальчонку сперва надоть в себя, в чувство то исть, привесть. Водой, к примеру, окатить.
— Так что ж ты стоишь! — взорвался Арчев. — Иди за водой!
— Иду, — смиренно вздохнул Парамонов, — кто ж, окромя меня?
Нагнулся, покряхтывая, потирая поясницу, поднял берестяное ведро.
Арчев пытливо заглянул Еремею в лицо, раздвинул пальцами веки мальчика — блеснули белки закатившихся глаз. Еремей задышал еще чаще и вдруг забормотал: «Не бей, не бей, русики!.. Покажу сорни най, только дедушку с матерью отпусти… Аринэ с Микулькой, бабушку, Дашку не трогай… Покажу…» Арчев сначала растерялся, но сразу же и обрадовался — улыбнулся удовлетворенно. Повернул голову, высматривая в приречной полутьме Парамонова, и удивленно заморгал — тот исчез.
— Что за мистика? — Арчев отступил на шаг, вынул револьвер.
Резко обернулся на звук.
Быстрыми, длинными скачками мчался к нему, вскинув нож, проводничонок, свирепый, взлохмаченный, с зареванным лицом, с бешеными глазами. Налетел, замахнулся, но Арчев играючи перехватил его руку, и Антошка, заорав, кувыркнулся. Не рассчитавший усилия Арчев тоже упал, подмяв под себя мальчика. Тот бился, пытаясь вцепиться зубами в горло врага…
Долго и терпеливо выжидал Антошка. Затаился в кустах, умоляя Нум Торыма, чтобы тот хоть ненадолго оставил Арчева одного. С двумя не справиться… Глотая слезы, кусая кулак, сжимающий нож, смотрел Антошка, как привязывали Ермейку к сосне, как хлестал его бородатый шомполом, и не кинулся на мучителя — сдержал себя… Когда запылал кул хот, Антошке подумалось горестно, что вот как, оказывается, суждено уйти в нижний мир его родным — через огонь, но мысль эта смялась другой — светло стало! Теперь трудней будет незаметно подкрасться. Антошка задыхался от слез, изгрыз в кровь кулак, наблюдая, как истязают Ермейку, но не шелохнулся — ждал, ждал… И вот наконец-то Арчев остался один — бородатый пошел с ведром к реке. Антошка выскочил из кустов, бросился, едва касаясь земли ступнями, к главному убийце…
— Смотри-ка, какой отчаянный. А злой-то, злой… — Арчев, посмеиваясь, легонько надавил на горло Антошке. — Отдохни немного, успокойся…
Что-то сильно дернуло за воротник, отшвырнуло. Арчев крутнулся на спину, рванулся, чтобы вскочить. И застыл — кольцом вокруг ноги, в обмотках, в разбитых армейских ботинках, в стоптанных сапогах, винтовки, направленные прямо в глаза.
— Бросьте оружие! — потребовал властный голос. — И встаньте.
Арчев медленно повернул голову к приказавшему — кожаная потертая тужурка, кожаная фуражка со звездочкой, низко надвинутая на лоб, жесткое худое лицо — Фролов! Из губчека. Начальник отдела по борьбе с терроризмом и политическим бандитизмом.
