Поиск-81: Приключения. Фантастика - [27]

— Нашлась игрушка!

Лунцев бросился к нему:

— Прошу вас, поищите хорошенько. Где-то на нем моя монетка!

Краснорядец выпрямился, угрожающе выкатил глаза:

— С большевичками, гнида, знакомствуешь?

Костя мгновенно оглядел улицу — пусто. Откачнувшись, он незаметно перенес тяжесть тела на правую ногу и, когда солдат вновь повернулся к нему, ударил его в переносицу страшным крученым ударом, на лету выворачивая кулак пальцами вниз. Это был самурайский прием «дзуки», которому обучил Костю военспец их полка, бывший подполковник Гербель, проведший два года в японском плену.

Краснорядец мотнул головой, как болванчик, и беззвучно повалился на своего напарника. Тот резко повел винтовку в сторону. Палец, лежавший на спусковом крючке, дернулся, грянул выстрел. Лунцев пригнулся, зажимая руками затылок, — ему опалило волосы над ухом. Костя с разбегу прыгнул на забор, упираясь в доски одной ступней, подтянулся и мешком рухнул в палисадник Желоховцева. Рядом с ним брызнули из забора щепки, пуля звонко ударила в висевший на столбе медный умывальник. Костя выхватил браунинг и, не стреляя, бросился в глубь двора. Он еще успел заметить выскочившую на крыльцо Франциску Андреевну, а потом уже ничего не видел, кроме изгородей, калиток, сараев и огородов, за которыми открывалось пыльное полотно соседней улицы.

12

Студент, ходивший на квартиру убитого, вернулся и сообщил, что хозяина дома нет, а хозяйка идти отказывается: у нее будто бы печь топится и ребятишек не на кого оставить.

— Совсем народ распустили, — возмутился швейцар. — Послать сейчас троих человек и силой привесть!

— Не надо, — сказал Рысин.

Он спросил адрес, еще раз напомнил Федорову про пулю и пошел домой. Пообедав и повздорив с женой, которая непременно сегодня хотела его затащить на именины к своей троюродной сестре, Рысин вывел из сарая немецкий велосипед марки «Дукс» и покатил на квартиру Свечникова. По дороге он слегка рассеялся, представляя, какое было бы лицо у поручика Тышкевича, увидь он своего помощника разъезжающим на велосипеде.

Свечников снимал комнату в доме владельца керосиновой лавки, неподалеку от завода Лесснера, на горе. Лавка помещалась тут же, в кирпичном полуэтаже. Сейчас она была закрыта. За железным ставнем торчал лист фанеры с надписью «керосину нет». Во дворе Рысина встретила женщина лет сорока в английском френче с обгорелым низом. Узнав, откуда он, спросила:

— Кто его убил-то? Неужто по пьяному делу? Он ведь смирный был студент, некурящий. Мы курящих на квартиру не пущаем, керосин внизу.

Рысин попросил показать жилецкую. Хозяйка неохотно провела его наверх, взяла с притолоки ключ и отомкнула дверь:

— Вот тут и жил. Мы дорого не берем. Двадцать рублей, и живи не крестись. Только курить нельзя, сами понимаете.

Рысин через порог оглядел комнату. Обычное жилье бедного студента: койка, стол, полка с книгами, умывальник в углу. Он подошел к полке, вытащил одну книжку: Толстой и Кондаков, «Русские древности», часть III. Другую: «Инвентарный каталог мусульманских монет» Маркова.

На стене кнопками приколоты бумажки с изречениями: «Большая часть людей употребляет лучшую половину жизни на то, чтобы сделать худшую еще печальнее». «Идите вперед, уверенность придет к вам позже. Д’Аламбер». Когда-то сам Рысин при помощи таких вот бумажек пытался запомнить немецкие слова.

— Девок не водил, нет, — сказала хозяйка. — Чисто жил. По полдня за столом просиживал — читает, пишет чего-то в тетрадочках.

— К нему приходил кто-то? — Рысин поглядел на стол.

— Никто не бывал.

— А стол всегда так стоял?

— Да он, как въехал, передвинул. Видите? — хозяйка показала на отметины ножек в углу.

Рысин сел за стол с той стороны, где находился стул. Сообразил: при письме свет падает с правой стороны, и написанное остается в тени от ладони. При прежнем расположении стола стул стоял с другой стороны. Это уже было кое-что! Имело смысл передвигать стол для того, чтобы сидеть за ним с кем-то вдвоем. В противном случае человек, который много пишет, не стал бы этого делать.

— Ваш постоялец был левша?

— Вот не скажу, — огорчилась хозяйка. — Не примечала, леворукий, нет ли…

— Когда он ушел вчера из дому?

— Часу в шестом. Аккурат мы лавку закрывали.

— До этого были случаи, когда он не ночевал дома?

— Позапрошлую ночь не ночевал. Под утро только пришел. Мы еще спали, слышим — ключ в замке вертит. У нас на всех дверях замки французские! — Она отметила это с явной гордостью. — У него своего ключа не было, а в тот раз попросил, как пошел…

Рысин уже не слушал ее.

Итак, можно было считать, что похититель серебряной коллекции обнаружен. Он лежал в университетском подвале, возле портрета последнего российского самодержца. Однако мысль эта, хотя и явилась следствием логического подхода к обстоятельствам, не принесла желанного удовлетворения. И дело было не только в том, что пока не нашлось никаких следов самой коллекции. Лишь теперь, после того, как он увидел эту комнату с приколотыми к стене изречениями, Рысин почувствовал, что для него гораздо важнее отыскать убийцу Свечникова.

Если при этом обнаружится и коллекция — хорошо, нет — тоже ладно.