— Шторочки бы на окна сделать?.. Занавесочки?..
— Что вы! Из чего?
Однако не прошло и суток, как она принесла мне старую простыню.
— Вот, возьмите. Хоть от улицы отгородитесь, а там пусть, — махнула она на остальные окна.
И то дело! Кнопки я купил в «Канцтоварах» и теперь по вечерам устраивал светомаскировку, а утром снова распечатывал окно. Это разнообразило мою жизнь. А разнообразие в занятиях во время творческой работы — это первейшее дело! И наоборот: однообразие — злейший враг творчеству!
Дело шло к зиме, и в природе неожиданно посвежело. Ветер подул, в комнате сквознячок загулял, в спину потянуло от неоклеенных окон, по ногам зашарил холодок. А писать, как вы сами понимаете, окоченевшим от холода — гиблое дело. Мозги ворочаются туго, как мотор на летней смазке. Какое же это творчество? Творческий процесс должен проходить живо, он должен бежать — легко, бодро, игриво!.. Как сани с ледяной горки!
Сижу, закутавшись в одеяло, как старая англичанка в пледе у камина… Снова выручила горничная:
— Пока никто не утащил, возьмите под лестницей в коридоре калорифер.
Обрадованный, я побежал под лестницу и притащил тяжелый, из ребристого металла обогреватель. Штепсельной вилки, правда, на нем не оказалось, но я уже хорошо знал дорогу в хозмаг. Продавец встретил меня как доброго знакомого, по секрету сообщил:
— Мы получили отличные насосы — воду из колодца качать. Вам не нужен?
— Нет, — сказал я. — Водопровод пока работает исправно. Мне бы штепсельную вилку. И хорошо бы шторки на окна: все-таки мучаюсь без них.
Шторок, разумеется, у них не было, а вот водопровод свой, похоже, я сглазил. Дело в том, что с наступлением холодов и горячая вода стала холодной, а чтобы добыть ее, горячую, надо долго-долго держать кран открытым. Стоять же и ждать ее невозможно, потому что в нашей ванной холодно, как в дровяном сарае. Поэтому, чтобы ускорить приток горячей воды, я открыл кран на всю мощь и тут же почувствовал, что подо мной образовалась лужа. Заглянув под раковину, я увидел, как из сочленений водосточной трубы хлещет вода. Оказывается, стыки между трубами ничем не заделаны. И мне пришлось идти на соседнюю стройку. Там я за трешку выпросил полведра раствора и заделал стыки. После этого два дня водой вообще не пользовался — ждал, пока застынет бетон. Зато потом все было хорошо.
Все, кроме, пожалуй, двух вещей: по-прежнему беспокоили шторы и кровать. С кроватью я нашел неожиданно простое решение: перенести постель на диван. Здесь и мягче и теплее! Диваном я до сих пор не пользовался, так как он был весь усыпан падавшей с потолка побелкой. Теперь я смел с него весь этот строительный мусор и сел, чтобы испробовать его на мягкость. Сел и вдруг провалился до самого пола, задрав ноги вверх. На шум прибежала горничная, увидела мою аварию, пояснила спокойно:
— Это новые диваны, они все проваливаются. Вы лучше на него не садитесь.
Однако выполнить ее совет я не мог: для нормального творчества обязательно нужно, чтобы и обстановка вокруг была нормальной. Диван теперь не давал мне покоя: что же это за чудо современной мебели, если на него нельзя садиться! А мне как раз так хочется сесть именно на диван — развалиться, отдохнуть. На стульях спина устает.
И я принялся за дело: снял подушки-подспинники, вывернул с трудом длинное и тяжелое тело сиденья и обнаружил под ним всю гениальную мысль конструктора этого монстра. Сиденью надлежало опираться на длинную срединную доску, которая должна была стоять на ребре. Однако эта опора вопреки мысли своего создателя спокойно лежала плашмя на полу. Доска, спрессованная из опилок и древесных отходов, тяжелая, как чугун, крошилась, однако, будто легкорастворимый сахар, и поэтому она легко освободилась от тех колышков, которые призваны были держать ее в заданном положении. Мною овладела идея заставить все-таки работать эту непокорную доску — поставить ее на ребро, как и замышлял конструктор, и с двух сторон туго подпереть дощатыми брусками. Каркас дивана прочный — выдержит! Но где взять такие бруски?
Я оделся и пошел на хоздвор. Там валялись разные тарные ящики, среди них я нашел подходящий. Оторвал четыре доски и притащил их в номер. Они, конечно, оказались длинны, а отрезать их было нечем, перочинный нож для этого не годился. И я снова оделся и поехал в город — в хозмаг. Купил там отличную пилу, которой и отрезал аккуратно нужные мне упоры. Поставил, укрепил эту злополучную доску на ребре, собрал снова диван, сел на него. Не проваливается! Потом устроил испытание на прочность — попрыгал на нем. Держит! Отлично! Большое дело сделал, даже на душе легче стало. А когда на душе легко — и пишется легко, только успевай чистую бумагу подбрасывать!
Перетащил постель на диван, лег — как в родительской колыбельке! Мягко, тепло, покойно. Думается хорошо.
А я должен сказать, что удобная постель очень важное условие для плодотворной творческой работы. Сколько хороших сюжетов, сколько мудрых мыслей приходит в голову именно в постели! Кто бы только записал все это!..
Лежу, думаю… Вот если бы еще и шторки на окна сообразить — совсем бы благодать была. У жены как-то все это получалось легко и просто: покупала материал, разрезала, шила и вешала. Ну и что же здесь сложного? Попробую. Гоголевский губернатор кошельки вышивал! А чем я хуже? Да и потом шить — не вышивать, справлюсь.
