Похождение в Святую Землю князя Радивила Сиротки. Приключения чешского дворянина Вратислава - [71]

Пристань Александрийская[938] зело есть широкая и отверстая, чего ради зимою не зело надежные имеет становища. И тако турские катарги, яко и вышереченные галеоны, под болшим становятся градом (zamkiem), по правой руке пристани, занеже тамо суть каменные горы, в море идущия, которые их в тишине хранять, преломляя ветр (wiatr łamiąc). Есть на конце едина, зело высокая, которую для того, занеже сам верх есть розведен и рогат (wierzch ma rozwiodły rogato), Гвоздиком[939] (Gariofilus albo Gwoźdik) называют. Об нее карабли многажды разбиваются, когда их ветры гонят, понеже к другому граду (zamkowi), по левой руке пристани, опасный есть приступ (przystęp), для каменных тамо сущих гор (dla skał). Но и посреде пристани обретаются камени, на которых временем (podczas) карабли гинут; видят (widać) их с верху, когда есть вёдро и тихое море. Оба грады[940] (zamki) не зело далеко един другаго отстоят[941]: карабли, посреде идущи, ис пушечного наряду могут к ним дострелити, чего ради удобно всяк разсудити может — какое широкое есть устье в самом[942] вшествии (weyściu). Град (zamek), который по правой руце стоит, велик и крепок есть; вторый, по левой руце, менший и не тако укреплен, занеже окрест себе имеет каменных гор не мало. У старого устья (przy starym porcie), к которому христианом въезжать не достоит, суть две невеликие башни: одна ко граду, другая к морю, недалеко от ружейнаго двора (cekauzu), который стоит над тым же устьем (portem). Приставают зде катарги (galery), се есть карабли о трех рядах работников (о trzech robotnikow); при мне токмо четыре их было, стражи ради устья (portu) Александрийскаго, и то, яко убо есмы часто видели, несовершенно укреплены.

Был в Каире некий янычар, сед уже, родом из Гелвецыи, который прежде тридесяти лет поиман был от разбойников морских при едином брегу Италианском (Włoskim), неволею утеснен, обрезался на турску веру. Тот с великою охотою служил мне в Каире, не толико для денежнаго удоволствования, но дабы у трапезы получил доволное питие краснаго вина, которое себе изобилно употреблял всегда. Убо в толь великом множестве людей не так было знать пиянства, ниже зде оное велми казнят, яко инде где. Сие бо все в владении паши подлежит (bo to wszystko za baszą idzie), который аще есть трезвый — прилежно вопрошает о пияных и казнит знаменито (znacznie), ащелиже сам рад пьет (rad piie) — тогда и всякому волно, никого за то не казнит. Тот же янычар, совестию стеснен, тайно зело молив мене, дабы есмь его с собою взял во Европу, чесого ради и поехал с нами во Александрию. За дни неколикия до отъезду моего, трудился есмь о сем и прилежно искал способств, вопрошая и наговариваяся с теми, которые тамошных дел ведомы: какими бы меры тот человек могл быти помоществован? Убо явственно нечто в том творити не годится, тайным же образом зело опасно, лазутчиков ради, которые с прилежанием великим присматриваются, ащели какие вещи, которые привезены были, в карабли вносят; занеже и при отъезде, (страннаго)[943] волно им в карабли внити и все вещи в нем присмотрить (poprzewracać), где ащели бы турченина изобрели (znaleźli) таковым обычаем отъезжати имущаго, тогда и карабль со всем в казну салтанскую берут, и люди безо всякого помоществования (wyratowania) в вечную неволю впадают, понеже им тако вера их повелевает. Того для, никтоже советова, дабы есмы в такое опасение, его ради, вдаятися имели. Когдаже ему аще к ведомости дошло, горко плакал, прощаяся с нами, якоже и сам аз заплакал, занеже онаго зело рад был бы в его желании удоволствование творити. Были таможе и иные италинския страны два человека: един, имянем Ашканиюс (Askanius) из повету (powiatu) римскаго, такоже на брегу от разбойников восхищенный лета перваго папы Римскаго Пиуса того имяни Пятого (anno primo pontificatus Pii ejus nominis Quinti); который седмьнадесять годов у единаго судьяка был в неволи, и ис тех — пятнадесять[944] в карабле на мори работал; по сем хотел откупит[ь]ся, а досталных денег, которых ему не стало[945], бил челом, чтоб [я] ему их дал; другой был — Андрей Сикилюс (Siculus), рыбарь там же в Сикилии от турков, з Варварии в лодьях скорых выпадающих (wypadąiących), поиман, несколконадесять лет был в юзилищи, а уже был нечто сед от того[946]; откупил есмь его болши нежели стом (stem) ефимками во золоте (szkutow we złocie). Но как Ашканиюс был человек добрый и богобоязный, так тот ничего добраго (nic dobrego) и богохулник (bluźnierca): убо едучи на мори, всегда злословил, пачеже таков был жесток, что гласно говаривал: «Ащели жену застану за другим, за которого вышла б без мене, тотчас ее, как увижуся с нею, и с мужем и с детми убию». В сем когда мы его наказывали (strofowali), зело негодовал, и сие удержание неблагодарно восприимовал. Откупил есмь и иных двух италианов, отроков особных (młodzieńcow osobliwych), и оставих в Каире, чтобы их сенатор (konsul) венецыйский Маринус отослал во Италию. Неции бо советовали мне, чтобы аз столь много о[т]купленых (okupionych) с собою не возил, откуду было бы зелное зломнительство, како при себе имеем великую казну, и по сем учинитися бы могло от того нам великое опаство. Убо выкупитися никтоже не может без повеления паши, от которого свидетелную грамоту (świadeczny list) имети должен; инако из устья (portu) Александрийскаго его не выпущено бы (nie puszczono by), занеже паша нечто денег берет от турчина