Похождение в Святую Землю князя Радивила Сиротки. Приключения чешского дворянина Вратислава - [136]

Когда Синан-паша, вернувшись из Венгрии, передал султану своему Амурату серебряный ключ от крепости Рааба, сделана ему великая встреча с неописанным торжеством, и долго не было в народе речи ни о чем другом, только о храбрости Синана-паши. Простые турки думали, что во всей христианской стране нет другой такой крепости, кроме Вены и Праги; и наши стражники принялись уговаривать нас, чтобы мы скорее потурчились, если хотим освободиться из тюрьмы; весной-де сам султан пойдет в Венгрию и возьмет и Вену, и Прагу — тогда куда мы денемся? На это мы старались дать им верное понятие о христианской стране, чему они много дивились и не хотели нам верить, потому что пастыри их, или священники, не то им рассказывали.

Всю ту зиму турки готовились к походу в Венгрию и говорили, что весной наверное сам султан пойдет туда; известие об этом передали мы нашим, через Венецию в Прагу, т. е. я вместе с земляком своим и товарищем по тюрьме патером Яном из Винора. Как пришла весна, пронесся слух о победе седмиградского князя над турками и татарами, и Синан-паша назначен был главнокомандующим над войсками, так как в прежнем походе счастье послужило ему под Раабом. К прежнему войску прибавили новых солдат и янычар, и Синан хвалился, что, без сомнения, завоюет под власть султана Седмиградскую землю; турки сказывали нам, что он может в какой угодно день вывести в поле 80 000 человек отличного войска. Чем дальше, тем больше было речей о седмиградских и о наших, у кого больше будет силы на той и на другой стороне. Наконец Синан-паша с великим торжеством выехал из Константинополя и стоял за городом с неделю с целым войском, а на место его назначен Ибрагим-паша начальником города.

В это время произошло еще немалое смятение по случаю восстания, случившегося где-то в Азии; когда взяли некоторых мятежников, Ибрагим-паша велел посадить их к нам в башню, в другую тюрьму, над нашими головами, а одного грузинского знатного человека, захватив обманом, посадили к нам в нашу тюрьму; он был молодец собой, высокого роста. Тех узников, из знатных турок, в полночь уводили одного за другим из тюрьмы к морю и бросали в воду. И всякий раз, когда кого топили, стреляли из пушки на нашей башне; а на нас нападал всякий раз великий страх: нам слышно было, когда которого турка вели на казнь, как несчастный вопил и молился. Так было несколько ночей сряду, пока не утопили всех, да и нам грозили, что с нами будет то же. Почти в это же самое время умерло внезапно несколько главных пашей, и наконец сам султан Амурат умер. Сказывали, будто стали ему вырезывать вереда на боку, и он от того скончался; смерть его держали в тайне, покуда не приехал из Амазии (Магнезии) в Константинополь сын его Магомет; в противном случае, когда бы узнали солдаты об его смерти, разграбили бы весь город, и жидов, и христиан. У них такой есть обычай, что, когда умирает султан, турецким солдатам дается воля грабить купцов. Как только приехал втайне султан Магомет, тотчас удавили шнурком 19 человек его братьев; и задавили их немые, которые у них для того назначены. Из тех братьев один всячески просил, чтобы позволили ему только поглядеть в лицо брату, но не мог несчастный и того выпросить. Еще две жены прежнего султана брошены были с камнем в море, а потом их, уже мертвых, вынули из воды, положили на великолепные ковры и показали султану. Он велел положить их в гробы, и с великой пышностью похоронить вместе с отцом в усыпальной часовне, и каждому приказал поставить в головах чалму с великолепным страусовым пером. После того окончательно принял правление, иных чиновников сменил, других вновь назначил.

Ибрагим-паша женат был на дочери нового султана; у него были великолепные сады на берегу Черного моря за нашей башней. Старый наш ага, проведав, что он собирается ехать в свои сады, пришел объявить нам, что тот самый Ибрагим-паша, который ласков был до нашего посла, скоро поедет мимо. Он дал нам такой совет, чтобы мы, когда станут стрелять из пушек с обеих крепостей, то есть с нашей башни и из замка, что против нее, в тот час громче прокричали бы паше поздравление свое, что мы ему всякого добра желаем, а он уже за нас все объяснит ему. Много благодарили мы агу за этот совет, и, как только послышались выстрелы, мы, собравши всю силу, во все горло прокричали паше всякие доброжеланья, а наш ага, подъехав на небольшой лодке к паше, плывшему мимо нашей крепости, объяснил ему великое наше бедствие. Ибрагим стал спрашивать, кто таковы те невольники? и, узнав, что мы служители бывшего цесарского посла, велел привести человека два из нас к нему в сад. Ага, пристав к берегу, тотчас пришел к нам с радостным видом и, объявив нам приказ, спрашивал, кого из себя хотим послать. Тут мы все, поцеловав ему полу платья, выслали священника Яна из Винора да лекаря, старца лет 60-ти, всего по грудь обросшего седыми волосами. И те наши посланцы, в одних почти рубашках, все покрытые всякой нечистью, едва вышли из глубоких наших потемок, не могли вынести солнечного блеска, от которого давно уже отвыкли у нас очи; стала бить слеза, и очи им совсем заслепило. Тут наш ага рассказал священнику Яну, как он должен говорить с Ибрагимом, который сам был хорват родом, и велел им обоим пасть к ногам паши и просить о нашем освобождении. Они ничего не видели, их, все равно как слепых, довели до лодки, ага туда же сел с ними, и все поплыли к садам. Когда вышли на берег, Ибрагим-паша прохаживался у себя по саду, опираясь на двух молодых вожатых, и остановился, увидев их в таком жалком виде: точно мертвецы перед ним встали из гробов, бледные, изможденные, одни кости да кожа. Подвели их, и они упали к ногам его, а наш ага, разгоревшись сердцем на их несчастье, не стал и ждать, пока священник заговорит с пашой, а сам вместо него обратил к паше речь свою. «Посмотри, милостивый господин! Вот те самые люди, которые к нам в посольстве приехали в серебре, в золоте, в бархатных платьях подносили почетные дары владыке нашему, султану, — такими тогда и я их видел. Погляди, какая перемена судьбы постигла несчастных, — похожи ли они на живых людей или на мертвецов? Не так нам велит святой наш алкоран, чтобы мы послов без вины истязали. Вот уже третий год идет, как они живут в таком несносном заточении, в железах, в цепях, во тьме, только хлебом да водой и то едва питаются. Смилуйся над ними ради Магомета-пророка — он тебе воздаст! И нам счастья не будет, покуда мы станем невинных людей истязать и томить в заточении. Посмотри на этих несчастных, ведь одна тень их осталась, а они еще изо всех самые крепкие».