Похождение в Святую Землю князя Радивила Сиротки. Приключения чешского дворянина Вратислава - [137]

На те речи Ибрагим отвечал ему: «Любезный ага! Ты знаешь, что не я верховный визирь, а я только временно правлю его должность. Великомочный Синан-паша велел посадить их в тюрьму, и невозможно мне вопреки ему распоряжаться, — Боже избави! Когда он вернется здрав и невредим, я стану убедительно просить его, чтобы позволил освободить их от такого тяжкого заточения; а когда бы я был великим визирем, нимало не раздумывал бы освободить их сейчас же». Потом, вынув из кармана восемь дукатов, дал тем нашим посланцам, чтобы разделили между всеми, и отпустил их. Поблагодарив его за такую милость, они отправились обратно; а наш ага велел разменять те дукаты и разделить между нами: на каждого пришлось по 40 аспр, или крейцеров. И было нам на эти деньги угощение, покуда все не вышли: накупили мы себе вдоволь хлеба, муки на кашу, масла, вяленого на солнце мяса и других припасов и благодарили Бога и пашу за такое благодеяние.

Наш ага все утешал нас тем, что вот приедет Синан из земли Седмиградской, тогда Ибрагим не оставит о нас позаботиться, и выпустят нас из тяжкого заточения. Раз как-то стал он нас спрашивать, если нам Бог поможет освободиться из тюрьмы, мы, конечно, не забудем, что он, ага, всегда добра желал нам и о нас старался, да и впредь будет, и чем-де мы тогда ему заплатим за это добро? Стали мы ему представлять всю немощь и худобу свою и говорили, что денег у нас нет, дать нечего, разве дадим все, что при себе имеем, и всю свою работу, что будет у нас навязано. На эти слова он засмеялся и сказал, что наши лохмотья ничего не стоят; а не хотим ли так, что он будет за нашим делом присматривать, и хлопотать у паши, и помогать нам на свободу, а мы, когда поможет, достанем у христианских купцов 500 дукатов и дадим ему за труды. Мы, воздыхаючи о свободе, обещали дать ему 200 дукатов, в надежде, что, может быть, успеем достать у купцов такую сумму. И так наш ага стал частенько ездить в Константинополь и напоминать о нас Ибрагиму.

Однажды пригласил Ибрагим султана в сады свои; сведав о том, наш ага пришел к нам и объявил: «Добрые вести, христиане, добрые вести! Завтра наивеликомочный султан поедет на прогулку в Ибрагимовы сады. Смотрите, как только станут стрелять из пушек с башни, кричите что есть силы, желайте султану счастья и победы над неприятелем». Услышав то с великой радостью, целовали мы ему руки и платье и благодарили за совет. Рано поутру султан с великой пышностью выехал из дворца своего при громкой стрельбе, а весь народ встречал его криками и желанием счастья, стоя толпами на берегу и склонив головы к коленам; он остановился, отъехав с милю от Константинополя, у монахов своих, или пустынников, которые тут жили, и часа два совещался с ними о всяких делах. Те монахи, как мы потом слышали, давали ему такой совет, что много-де уже пролито в Венгрии мусульманской крови, и старался бы он теперь утолить милостынями Магомета-пророка, и отпустил бы на свободу невинных либо заслуженных невольников, которые напрасно томятся в тюрьме. После такого совещания, простившись с ними, сел он, как сказывали нам стражники, в лодку, кругом позолоченную, и поплыл возле берега, мимо тюрьмы, где мы сидели; турки, ради почета, подняли великую стрельбу, а наш ага со всеми жителями местечка встречали его, сложив крестом руки, с великой покорностью и, склонив головы к земле, громко вопили: «Сохрани тебя Боже на вечность, да живет во здравии величество твое!»

Как только перестали стрелять, мы принялись громким голосом кричать ему приветствия и пожелания, и стражи наши тоже нам помогали. Услышал султан наши крики и не мог понять, что это значит. Плыли они тихо, а крик все громче слышался, и наконец стал спрашивать султан, какие это крики и откуда? Тут Господь Бог воздвиг нам радетеля бостанджи-пашу, главного над садовниками, который стоял перед султаном на руле и правил лодкой, и он сказал султану: «Это кричат, милостивый повелитель, несчастные невольники, которые давно уже сидят тут в тюрьме и света Божьего не видят; они поднимают крик и молят себе милости». Тут, остановившись, стал спрашивать султан, какие-де то невольники? Дан ему ответ, что служители королевского посла из Вены, которые присланы были к отцу его, султану Амурату, с урочной данью и с великими дарами, господин-де их посол учинил измену и всякие вести отписывал королю своему; для того Синан-паша велел уморить его в тюрьме, а людей его приказал посадить в эту башню, и они, хоть ни в чем не повинны, сидят вот уже три года в железах и в тюрьме.

На это сказал султан: «Если-де невинны те невольники и никогда оружия не поднимали против нас, то недостойно истязать их тюремным заключением, и для того приказываю их выпустить». И затем поехал опять дальше. Тотчас любезные турки и стражники, которые ту речь слышали, один за другим спешили к нам: всякий хотел получить от нас подарок за такую добрую весть. Мы, не помня себя от радости, все, что имели, роздали им, все свое платье и рубашки, друг друга принялись целовать, обнимать и были, без сомнения, уверены, что назавтра утром выпустят нас. И как же мы горько обманулись! Увы! У них в поганстве такой же обычай, как у нас, у христиан: если кому благоволит государь милостью, а нет у него при дворе доброго приятеля либо не даст кому следует подарка, дело его, какое бы ни было справедливое, ляжет без движения. Так-то случилось и с нами, несчастными. Роздали мы все, что у нас было, а потом должны были терпеть голод и великую нужду и лежать на голой земле, тогда как прежде, по крайней мере, могли подостлать под себя свои свиты.