Поход на Кремль. Поэма бунта - [49]

Она не то чтобы врала о себе, она фантазировала, она чуть-чуть прибавляла к тому, что есть, или выдавала реально желаемое за почти действительное. С мужем не развелась? Но собирается развестись. Не знает двух языков? Но неплохо знает английский и легко может освоить французский, если захочет. Картины не выставлялись? Но рисует-то она действительно отлично! Не была моделью в Иркутске? Но у себя в Нерюнгри зато участвовала в конкурсе красоты и не победила только из-за предвзятости жюри. А если чего и вовсе не было, то будет, обязательно будет. Эта привычка фантазировать у Маши с детства, и она ничуть ее не стеснялась. Это не ложь, а если и ложь, надо просто сделать ее правдой, то есть сказку былью, вот и все. Помнится, в старших классах она идет сдавать экзамен, встречает подружку, не знающую ее расписания, та спрашивает:

– Сдала?

– Сдала.

– И как?

– Пять!

После этого, хочешь не хочешь, надо из кожи лезть, получать пятерку. Впрочем, из кожи лезть не приходилось, учение Маше давалось легко.

С Валерой Дугиным, кстати, так же было. Болтали с подругами в общежитии о том о сем, заговорили о Дугине, положительно его оценивая, Маша таинственно замолчала, что не ускользнуло от внимания подруг:

– Машкин, ты чего это? Гляньте, она красная стала вся! У тебя с ним что-то есть, да?

– Вообще-то мы пожениться собрались, – скромно призналась Маша.

И уже через месяц Дугин сделал ей предложение, хотя, возможно, раньше не собирался. Причем так сделал, будто сам страшно хотел этого, а Маша, наоборот, сомневалась.

Поэтому к концу своего короткого рассказа Маша уже чувствовала себя москвичкой, разведенной, художницей, моделью, но при этом девушкой, которой нужна помощь. Она сумела показать это Сане – зная, что мужчинам нравятся красивые девушки, которым нужна помощь. И Саня всерьез озаботился ее трудоустройством и даже – не ко времени и не к месту – собрался кое-кому позвонить из своих друзей-работодателей.

Но Маша решила, что пора показать Сане, что она помнит и о других людях.

– Ты лучше Майе сначала позвони, – сказала она.

– Да, в самом деле.

После этого и был звонок, когда ответил какой-то странный человек, а не Майя, и пришлось слезть, отправиться на поиски.

Они теперь пробирались к магазину «Рубин».

А Маша поняла вдруг, что беспокоится о Денисе. В самом деле, почему телефон Майи не у нее? Почему говорят только о ней, будто Дениса рядом нет? У него ведь характер шальной, мог ввязаться во что угодно. Маша представила это, и ей стало нехорошо. Да жара эта еще сумасшедшая – пить хочется, тошнит.

И вчера, между прочим, подташнивало.

И кое-какие другие признаки. К дисфункциям из-за нервной половой жизни Маша уже привыкла, но вдруг это другое?

«Господи, а не беременная ли я?» – подумала Маша.

– Где тут аптека? – спросила она.

– Не знаю, – нетерпеливо ответил Саня, чувствующий себя предателем по отношению к Майе.

Да, так и бывает. Только что одно – и вот уже совсем другое. Для мужчин это характерно.

А трое наших друзей, то есть друзей не наших, а между собой друзей, но так уж почему-то сказалось, что наших, в чем горькая правда, однако, тоже есть, в общем, трое друзей наливались пивом «Балтика № 9» и ненавистью.

Зазвонил телефон Майи. Первый взял его:

– Ну?

– Что ну? – спросил взрослый и очень сердитый голос. – Где Майя, почему вы берете трубку, вы кто?

Первый был не такой дурак, каким мог показаться, он сразу сообразил, что на этот раз звонит не друг девушки, а ее отец.

– Майя? – переспросил он, оглядывая друзей и этим взглядам предупреждая их, что сейчас будет интересно. – А вы кто, ее папа?

– Папа, папа, дай ей трубку немедленно! Или ты украл ее телефон? Ты кто?

– Я не украл ее телефон, – сказал Первый. – Я его просто взял. А Майю мы сейчас насилуем. По очереди. Наркотиками накачали и пиндюрим помаленьку. Есть возражения?

– Ты… Ты… Ты кто?! Где вы? Где она? Дай ей трубку!

– Обойдешься! И некогда ей, она говорить не может, у нее рот занят. Понял?

И Первый отключился, очень довольный, что отомстил. И чокнулся с друзьями «Балтикой № 9», после чего они допили и взяли еще по бутылке. Телефон начал жужжать и пиликать в кармане, надоедая. Первый взял и выключил его совсем.

– А этот должен же позвонить, – напомнил Второй. – Который этот.

– Да ну его, – ответил Первый.

Ему было и так хорошо.

А Сальвадору Капутикяну, ответственному работнику Министерства иностранных дел, было плохо. С Майей последние год-полтора у него не налаживался контакт – она после школы нигде не училась и, похоже, не собиралась учиться, писала какие-то стишки и выступала в каких-то клубах, сутками сидела в Интернете, неуважительно говорила с матерью и совсем отказывалась слушать разумные речи отца, хотя и делала вид, что слушает. Ее даже упрекнуть дармоедством нельзя, она время от времени зарабатывает, пишет сценарии для каких-то дурацких передач судебного характера, которые сейчас идут на каждом канале. Это дружок ее сосватал, Саня, такой же легкомысленный, как она, молодой человек, которого Сальвадор Эрнестович даже ни разу не видел.

Обидно: все Капутикяны традиционно люди успешные – общественные и государственные деятели, дипломаты или хотя бы музыканты, как старший брат Майи, виолончелист Даниил, победитель международных музыкальных конкурсов.