Похититель детей - [51]

* * *

Отец Альфреда, которого тоже звали Альфред, был простым крестьянином, который любил свою семью больше всего на свете. Однажды майским утром тысяча девятьсот пятьдесят четвертого года, когда он как раз работал в поле, прибежал его девятилетний сын Рольф с криками: «Мама, мама!»

— Что с мамой?

— Она кричит, — заплакал Рольф, — она плачет, и у нее совсем красное лицо.

Глаза Рольфа страшно косили. Такое бывало, когда он чувствовал себя неуверенно, чего-то боялся или сильно нервничал.

— Акушерка пришла?

— Никого нет, — плакал Рольф. — Близняшек тоже нет. Мама послала их позвать фрау Боземанн, но они еще не вернулись.

Альфред поцеловал Рольфа и взял его за руку.

— Идем. Нам надо спешить.

Эдит лежала на полу кухни в луже зеленых, отвратительно пахнущих околоплодных вод. Лицо ее было уже не красным, а белым как мел, и она судорожно дышала, словно рыба, выброшенная на берег. Альфред осторожно поднял ее на руки и удивился, что она не сопротивляется. Обычно она оборонялась. Против любой фразы, любой ласки, и прежде всего — против любой опеки. Просто взять ее на руки — это было все равно что изнасиловать.

— Черт возьми… — пробормотала она, когда Альфред нес ее на кровать.

«Наверное, ей очень плохо», — подумал Альфред и почувствовал, как любит ее. Чувство, которого он уже целую вечность не испытывал. Когда он несколько месяцев назад набросился на жену и вошел в нее, это была не любовь, лишь похоть и желание хоть на пару секунд заглушить ощущение собственной ненужности и одиночества.

Альфред взял Эдит за руку, со страхом прислушался к ее тяжелому дыханию и прошептал: «Что мне делать? Скажи, я все для тебя сделаю…» В этот момент по лестнице уже поднялась фрау Боземанн в сопровождении близняшек, которые были еще бледнее, чем их рожающая мать.

Альфред испуганно выронил руку Эдит и послушно выполнил команду Генриетты Боземанн, приказавшей ему и близняшкам убираться из комнаты. Альфред еще успел увидеть, как Генриетта отбросила одеяло и засунула Эдит два пальца между ног, во влагалище, чтобы проверить раскрытие матки. Он затрясся от ужаса и выскочил из комнаты.

Генриетта потребовала подать чистые полотенца, свежие простыни, кипяченую воду и горячий чай. Альфред принес все, что она пожелала, и успокоил детей. Он попытался отослать их в постель, но безуспешно. И только когда им наскучило сидеть на корточках перед закрытой дверью, они ушли. Рольф остался. Он сидел рядом с отцом на верхней ступеньке лестницы. Его глаза косили. У Альфреда сложилось впечатление, что мальчик понимает, что происходит за закрытой дверью комнаты. Они сидели рядом, словно заговорщики.

Альфред заплакал, услышав крики жены, и Рольф положил голову ему на плечо. Альфред не видел, плакал ли он тоже.

Под утро оба уснули. Разбудил их пронзительный голос Генриетты, которая держала в руках крохотного младенца, завернутого в полотенце.

— Мальчик, — гордо сказала она, словно это была только ее заслуга.

— Наконец-то, — всхлипнул Рольф, — наконец-то, наконец-то, наконец-то у меня есть брат!

Эдит поспала пару часов, а Альфред пока сварил детям на обед картошку и яйца. Ребенок лежал в колыбельке, которую Альфред сам вырезал из дерева. Каждый, кто проходил возле люльки, толкал ее, так что она все время качалась туда-сюда. Малыш был доволен. Он хрюкал, сосал большой палец и не требовал особого внимания. Если он плакал, близняшки по очереди клали его к себе на колени и качали, напевая «баю-баюшки-баю».

Но очень скоро им это наскучило. Только Рольф брал маленького брата на руки, шептал ласковые слоен и несчетное количество раз целовал его маленькое круглое личико, пока малыш снова не засыпал.

К вечеру Эдит встала с постели, отправилась в сарай, подоила коров и только после этого зашла в кухню, чтобы приготовить ужин. Рольф сидел у окна, держа ребенка на руках. Он улыбнулся матери.

— У меня есть братик, — снова и снова повторял он, — наконец-то, наконец-то, наконец-то у меня есть брат!

Он ласково щекотал ребенка и обцеловывал его маленькие пальчики.

— Да оставь ты его в покое, — сказала Эдит, качая головой, и принялась убирать со стола, где все еще стояли остатки обеда.

— Он смеется! Смотри, мама, он смеется! — Рольф был вне себя от счастья.

— Грудные дети не умеют смеяться, — ответила Эдит, убирая грязные тарелки в мойку. — Они могут только кричать и плакать.

Она пустила воду в мойку, подошла к Рольфу, взяла у него ребенка, села, расстегнула блузку, приложила ребенка к своей плоской, исхудавшей груди и сунула ему сосок в рот. Рольф смотрел на это как зачарованный, но и со стыдом, потому что никогда прежде не видел грудь матери. Младенец сосал грудь, а Эдит не обращала на старшего сына никакого внимания.

— А ему вкусно? — тихо спросил он.

— Нет, — сказала Эдит, — но грудным детям это неважно.

Ночью она три раза вставала, потому что спеленатый комочек плакал. Он жадно хватал ее грудь и пил молоко с такой силой и жадностью, что у нее даже перехватывало дыхание. При этом она вспоминала ту ночь, когда Альфред после многих месяцев воздержания нащупал ее тело под толстым, слишком теплым одеялом. И она не отбивалась, как обычно, а просто позволила ему делать с собой все, что захочется. В глубине души она даже наслаждалась этим, но одновременно просила у Бога прощения. Однако он не услышал ее молитв, а покарал этим свертком, который высасывал из нее остатки жизненных сил. Она согрешила. Как и с остальными тоже. И наказание будет длиться двадцать лет или больше. Вначале были бессонные ночи и сознание того, что не придется спокойно спать на протяжении долгих месяцев, потом снова детские болезни, страхи и заботы. Которыми Бог наказывал ее каждый день.