Похититель детей - [141]

Анна рассказала Марайке о том, как десять лет назад исчез Феликс и что предприняла полиция, и сказала, что в этих местах бесследно пропали еще два мальчика. Она призналась, что купила Валле Коронату лишь для того, чтобы спокойно идти по следам сына, не умолчала и о том, что из дома была похищена только фотография Феликса. Об Аллоре, которая иногда появлялась здесь и бросала розы в бассейн, она не упомянула.

Марайке слушала очень внимательно и ни разу ее не перебила. Анна смотрела в прозрачные как стекло, голубые глаза Марайке и была уверена, что та буквально впитывает, запоминает все и не забудет ни слова. Несмотря на то что Марайке не проявляла никакой активности, Анна чувствовала, что ее поняли.

— Я могу на что-то надеяться? — спросила Анна, закончив рассказ.

Марайке отрицательно покачала головой.

— Мне жаль говорить такое, но, похоже, нет. Нет.

Анна кивнула.

— Я и сама так думаю.

Она встала, ушла в дом и через несколько минут вернулась с фотографиями Феликса и с картой, которую разложила перед Марайке и Элеонорой. Марайке внимательно посмотрела на карту и вспомнила все, о чем говорилось в телерепортаже.

— Я полагаю, он живет здесь, — неожиданно сказала она. — Среди вас. Наверное, он приятный сосед, которого знает каждый, хотя, конечно, у него не очень много контактов. Но он пользуется доверием и является неотъемлемой частью общины в Вальдаро. И каждую пару лет он выходит на охоту Ему это несложно, потому что он прекрасно ориентируется на местности. Большой удаленный участок здесь не редкость, так что у него нет проблем с тем, чтобы спокойно закапывать или как-то еще убирать трупы. А поскольку никто не напал на его след, даже не заподозрил его, то никому и в голову не взбредет вести поиски на его земле. И детей никогда не найдут.

Элеонора бросила на Анну торжествующий взгляд, который, казалось, говорил: «Слушайте! А вдруг она сможет помочь вам».

— Я иногда думаю, что если бы Феликс исчез в Германии, то убийцу или похитителя уже давно бы нашли. Но ведь итальянцы ничего не делают! Не похоже, что они об этом думают, ведут расследование, ищут… Ну, я не знаю… За последние десять лет не было ни одного звонка от итальянской полиции, ни одного письма Вообще ничего не делается, и это меня убивает!

Марайке кивнула.

— Я думаю, итальянцы все же ведут расследование, просто вы об этом ничего не знаете, потому что вас не вводят в курс дела. Может быть, здесь это не принято, не знаю. Но все так сложно еще и потому, что преступник, очевидно, выбирает свои жертвы случайно. Я уверена, что они сами появляются у него на пути. Случайно. А в таком случае, где искать концы? Откуда начинать поиски, если он действует так осторожно, что не оставляет следов? Наверное, полиция даже не знает мест совершения преступления — если детей действительно убили, — а значит, нельзя обнаружить его ДНК. — Она вздохнула. — Маньяков, которые не имеют никаких связей с жертвами, чрезвычайно трудно найти. В городе это немного проще, потому что преступник вынужден где-то оставлять трупы, ему очень редко удается избавиться от них незаметно. Но здесь, в этой глуши… Это очень сложное дело. — Марайке глубоко вздохнула и сочувственно посмотрела на Анну. — Боюсь, помощи от меня будет мало. Особенно за время такого короткого отпуска.

Анна кивнула.

— Да-да, конечно. Я другого и не ожидала.

— Как вы думаете, — в первый раз вмешалась в разговор Элеонора, — опять что-то случится? Опять исчезнет ребенок?

Марайке на минуту задумалась.

— Я думаю, да. Конечно, ни один убийца не обеспечил себе вечной жизни. Он может погибнуть в автокатастрофе, у него может случиться инфаркт, он может упасть с дерева во время сбора оливок. Все может быть. И тогда серия убийств закончится. Но если он еще жив, то будет убивать и дальше. Он просто ждет подходящего момента. Терпеливо ждет, пока судьба снова загонит в его руки какого-нибудь ребенка.

— О боже! — простонала Анна.

Элеонора выпила уже четвертый стакан воды с лимоном, и ее лицо снова приобрело нормальный цвет.

— Люди, живущие здесь, в этих местах, должны быть осторожнее. Не спускать глаз со своих детей, не отпускать их одних играть в лесу или у озера. А если детям нужно идти в школу далеко и по безлюдной местности, то лучше отвозить их на машине и забирать из школы.

— Но ведь этого никто не знает! Пропавшие дети давно забыты, и никто и никогда не обращал внимание на трехлетний цикл преступлений!

— Значит, нужно исправить эти упущения как можно быстрее. Еще раз подогреть эту историю в прессе, хотя… — Марайке убрала волосы со лба. Она колебалась. — Есть тип преступников, которым кампания в прессе дает дополнительную мотивировку. Они получают удовольствие, совершая преступления именно тогда, когда все ждут и боятся очередного убийства. А труп снова не будет найден. Преступник будет смеяться в кулак и чувствовать себя еще неуязвимее, чем после первых трех убийств. Он наслаждается своей властью, потому что может продемонстрировать полиции, насколько она беспомощна! А поскольку ему это нравится, он будет доказывать всему миру, какой он всемогущий, будет убивать снова и снова. И перерывы будут все короче. Он потеряет чувство меры и станет получать все большее упоение от убийств. — Марайке, продолжая говорить, свернула бумажный носовой платок в валик. — Я уверена, что в данном случае мы имеем дело именно с таким типом преступника. Он на пороге того, чтобы заболеть манией величия, потому что никто не может напасть на его след. Он живет в непосредственной близости от мест преступления, и никто его ни в чем не подозревает Преступник убежден, что он вершит свои дела успешно лишь благодаря собственному фантастическому интеллекту, который он уже считает значительно превосходящим интеллект среднего человека. — Она закурила и выпустила струю дыма вверх. — Нет, я думаю, лучше не обращаться к прессе. Чем больше преступник будет чувствовать, что никто не обращает на него внимания, тем лучше. Иначе он покажется себе еще более важной персоной, хотя, наверное, и без того считает себя самой главной особой.