Похищенные часы счастья - [31]

— Но вы скоро убедитесь, что я совсем реальное существо и очень голодное к тому же, — сказала Ди. — За целый день мне пришлось съесть только апельсин и несколько сухарей. Нужно было очень экономить.

— Но Виолетта сказала мне, что она урегулировала этот вопрос, — проговорил Гюг поспешно.

— Я… отослала ей деньги обратно, — прошептала Ди.

Они сидели в огромном зале вокзального ресторана за маленьким столиком, освещенным электрическими свечами под красными абажурами; из высокой вазы к ним склонялись пунцовые и желтые розы.

— Теперь расскажите все, — попросил Гюг, не спуская с нее глаз.

— Мне не о чем долго рассказывать, — промолвила Ди. — Я приехала сюда с одним франком в кармане и отправилась прямо в тот отель, где жил мой отец. Я ему телеграфировала о своем приезде. Но в отеле мне сообщили, что он вчера отплыл в Южную Америку. Это известие как громом меня поразило… Затем я пришла сюда, на вокзал. Вот и все.

— Значит, вы теперь совсем одна на свете, — сказал Гюг странным голосом.

— Нет, ведь вы со мной, — ответила Ди.

Лицо его побледнело под загаром.

— Знаете ли вы, Ди, почему я здесь? — спросил он.

— Потому, что я так страстно хотела вас видеть, потому что всем существом я звала вас!

Гюг взглянул на нее хмуро и печально.

— Вот потому именно, что это так, что те же чувства живут и во мне, я решил уехать, Ди. Я не ехал к вам, я покидал вас.

— Покидали меня? — словно эхо, повторила она.

— Да, я недостаточно верил в себя, чтобы остаться. Я решил уехать еще прежде, чем Виолетта сказала мне, что вы ушли от нее. Мне не приходило в голову, что вы можете отправиться за границу. Я даже не подумал о такой возможности… и вот…

— И вот сама судьба свела нас, — договорила Ди.

— Вы верите в судьбу?

Ди взглянула на него, на его сильные, крепко стиснутые руки, лежащие на белой скатерти, на красивую темноволосую голову, на печальные синие глаза. Она была очень молода, очень неопытна, но в эту минуту высшая мудрость всех любящих женщин осенила ее.

— Я верю в судьбу, соединяющую влюбленных, — сказала она. — Я верю, что если мужчина и женщина по-настоящему любят друг друга, ничто не может их разделить — они должны принадлежать друг другу, несмотря на все стоящие между ними преграды.

Она дотронулась до его руки.

— Скажите, что и вы верите в это.

Он поднял голову.

— Неужели вы не понимаете, что для меня самое легкое — согласиться с вами, поддержать вас в мысли, что вы правы? Ведь я сам страстно хочу сказать вам те слова, которых вы от меня ждете, но я изо всех сил стараюсь быть порядочным человеком по отношению к вам, стараюсь помнить, что вы еще почти ребенок и не можете отвечать за свои слова. Диана, вы ведь знаете, что я женат?

— Да, — ответила она чуть слышно.

— И что жена моя отказывается возвратить мне свободу? А это значит, что я никогда не смогу принадлежать другой женщине, что я не имею права говорить другой женщине о своей любви.

— Не смейте говорить «другой женщине» — скажите «вам», если это относится ко мне.

— Хорошо, я скажу — «вам», — послушно повторил он. Его пальцы все крепче сжимали руку Ди, пока она чуть не крикнула от боли.

— Да, вам, Диана. Ведь с той минуты, как я узнал, что вы меня любите, с той минуты, как я сказал, что люблю вас, для меня не существует никого, кроме вас. Диана, я должен многое объяснить. Я настолько стар, что мог бы быть вашим отцом. Вы знаете, сколько мне лет?

Она отрицательно покачала головой и, с улыбкой обожания глядя на него, проговорила:

— Сколько бы вам ни было лет, ваш возраст — самый лучший возраст!

Он коротко рассмеялся.

— Мне сорок лет, вам — семнадцать, нет, восемнадцать, какое значение имеет в молодости один лишний год?

— Когда любишь, никакие годы не имеют значения, — воскликнула она, вся покраснев.

Его взгляд приковывал ее, приводил ее в трепет.

— О, Гюг, — вздохнула она.

Услужливый лакей поставил на стол блюдо со спаржей и стал невдалеке, почтительно глядя на них.

Гюг вскочил с места.

— Выйдем на воздух, — предложил он. Стоя в дверях ресторана, он заплатил по счету.

За широкой набережной перед ними расстилалось море, мягко шумели волны, был отлив.

Гюг усадил Диану на скамейку под огромным деревом. Его прикосновение, сознание его близости магически действовали на нее. Она крепко прижала к себе его руку, все ее существо тянулось к нему.

— Не надо, — прошептал он, сдерживая дыхание. И порывисто повернулся к ней. — Я не могу этого вынести, вы сводите меня с ума. Мне казалось, я почти справился с собой, но теперь, когда я снова увидел вас…

Она резко отодвинулась.

— Вы не любите меня по-настоящему, вы не хотите меня. Вы считаете меня ребенком и не верите в мою любовь, вы…

— Клянусь, это неправда, — перебил он, задыхаясь. — Я знаю, что вы меня любите, и потому должен бороться за нас обоих. Я не хочу вас? Ни днем, ни ночью это желание ни на минуту не покидает меня! Вы говорите, я считаю, что вы еще дитя, обращаюсь с вами, как с ребенком. Как бы я хотел, чтобы это было правда! Я пытался, но из этого ничего не вышло, потому что я слишком хотел вас, Ди…

Он схватил Ди в объятия и властно, жадно припал к ее губам.

— Это — настоящая любовь? — шептал он между страстными поцелуями. — Теперь ты веришь, что я хочу тебя? Отвечай же мне! Отвечай!