Похищенные часы счастья - [26]

Виолетта ждала его в маленькой гостиной. Гюг подошел к ней и, не обращая внимания на протянутую ему руку, стал рядом, глядя на нее холодными злыми глазами.

— Слушай, — сказал он ей. — Ты подстроила все это. Я знаю. Я уверен в этом. Ты обо всем догадалась, и вот…

— Я сообщила Диане, что ты женат, — сказала Виолетта тихо.

Она стояла у стола, судорожно ухватившись пальцами за его угол. К ее удивлению, выражение злобы сразу исчезло с лица Гюга. Она ждала, что он разразится гневной тирадой, потоком слов, полных упреков. Она приготовилась с твердостью выдержать натиск, но последовало лишь глубокое молчание.

Наконец Гюг заговорил, и слова его удивили ее еще больше, чем то спокойствие, с которым они были произнесены.

— Ты думаешь, что Диана не знала об этом?

Виолетта посмотрела на него широко раскрытыми глазами. Она все время считала, что исполняет его желание, скрывая от Ди, что он женат. А теперь, оказывается, он не предполагал даже, что Диана может не знать об этом.

— Значит ты… ты вовсе не хотел скрыть это от нее, — пробормотала Виолетта.

Она увидела, как волна крови залила его лицо.

— Я совершил в жизни много глупостей, — сказал он сквозь зубы, — но никогда не был подлецом. Значит, ты на самом деле считала, что я скрывал от Дианы то, что я женат, и старался, чтобы никто ей не открыл этого? Но разве в таком случае ты первая не подумала бы, что я затеял глупую и рискованную игру? Ведь каждый случайный знакомый, знающий меня и Гермиону, мог в любую минуту открыть Диане эту тайну.

Виолетта быстро подошла к нему.

— Прости меня, Гюг! — сказала она с дрожью в голосе. — Я знаю, что повредила тебе, но я думала, что Ди для тебя лишь минутное увлечение, скоропреходящее развлечение, и я считала, что в таком случае тебе не стоит пускаться во всякого рода объяснения. Я сказала об этом Ди, когда увидела, когда поняла, что она сильно увлечена тобой. Ведь она по сравнению с нами — настоящий ребенок, а в молодости страдания так больно ранят! Я хотела предостеречь ее от дальнейшего увлечения, помешать ей сильнее полюбить тебя. Мы сегодня все утро говорили об этом, и она взяла с меня слово, что я не скажу тебе, куда она уехала.

— У нее ведь совсем нет денег, — сказал Гюг машинально.

— Я урегулировала эту сторону дела, — поспешно ответила Виолетта. — Можешь быть спокоен, Гюг, она будет в полной безопасности, и ей не придется снова нуждаться.

Она нежно обняла брата.

— Гюги, не принимай этого близко к сердцу, — она слегка улыбнулась. — Все проходит, все рано или поздно кончается. Ты должен согласиться с этим; во всяком случае, ты всю жизнь придерживался подобного взгляда.

— Каждый согласен с таким взглядом, когда это не касается его слишком глубоко, — сказал Гюг мрачно, — но когда действительность предъявляет свои права и показывает свое истинное лицо, этот взгляд рассеивается как дым. Ты можешь мне не верить, но я люблю Диану. Я думаю, что полюбил ее с первой же встречи. Она — то настоящее, что вошло в мою жизнь на смену всему преходящему, и я считаю, что вполне заслужил наказание, которое несу сейчас и буду нести до самой смерти… Всей своей предыдущей жизнью я вполне заслужил то, что, наконец, случилось. Я узнал, что такое любовь, но… слишком поздно.

Он поднялся со своего места, подошел к открытому окну и стал смотреть на освещенные солнцем деревья парка, на солнечные блики, дрожащие на их листьях.

Затем снова заговорил глухим голосом:

— Любовь — самое прекрасное из того, что есть в жизни, — ждала меня. Я же не знал об этом и довольствовался мимолетными увлечениями. А теперь, когда открылась эта единственная в моей жизни возможность, уже поздно!

— Но Диана еще такой ребенок, — заметила Виолетта. — Я отдаю должное ее свежести, ее очарованию, но, Гюги, ты ведь не думаешь…

Он быстро обернулся. Его глаза сверкали. Лицо словно окаменело.

— Я думаю только об одном. Я знаю одно, — вскричал он, — Диана — та единственная женщина, которую я хотел бы иметь своей женой, своим другом. Я знаю, о ком ты думаешь, критикуя Ди. Ты вспоминаешь о всех тех женщинах, с которыми я играл в любовь. Но я говорю тебе, что ни одна из них, даже самая красивая, даже самая обольстительная, недостойна мизинца Ди. Ты можешь думать, что я безумен, но мое безумие — это та высшая мудрость, которую я наконец постиг. Еще раньше, чем ты сказала мне, что Ди уехала, я решил покинуть Англию…

— Но твоя карьера, Гюги! Обещание лорда Гаррона! — воскликнула Виолетта.

Гюг рассмеялся.

— Бог с ними! Мне все надоело, я слишком устал. Какую цену может иметь для меня карьера? Заслуживать почести для Гермионы? Зарабатывать деньги для себя или для того, чтобы отдавать их ей? Я решил покончить со всем этим, уехать за границу и спокойно жить там. Это лицемерное общество сводит меня с ума. Религия Гермионы! Религия, которой чуждо милосердие и великодушие, которая ради устарелых верований приносит в жертву две жизни! И это — одно из достижений цивилизации, с которым человек должен считаться? А все эти насквозь прогнившие политические надстройки, при которых положение одного человека зависит от милостей другого! Где каждый старается с помощью прекрасных слов добиться власти и раболепствует перед толпой, чтобы собрать большее число голосов. И это — жизнь? Меня тошнит от всего этого! Я хочу уехать; может быть, вне пределов Англии я смогу вздохнуть полной грудью, посмотреть на мир широко открытыми глазами, зажить другой жизнью…