Похищенные часы счастья - [23]

ГЛАВА X Признание

Гюг шел домой. В бессильной злобе он проклинал и презирал себя. И в то же время в глубине его души светилась радость, радость, в которой он боялся признаться даже самому себе.

В этот день он был приглашен на обед, но сейчас испытывал ко всем людям сильнейшее отвращение, ему хотелось быть одному. Он приказал Тому говорить всем, что его неожиданно вызвали из города.

Расслабляющий зной, заливающий переполненные людьми улицы, казался чем-то осязаемым. Он повис над утомленными пешеходами, над беспрерывно движущимся потоком экипажей и автомобилей. Гюг открыл дверь квартиры английским ключом и бесшумно вошел в гостиную.

Мужская фигура поднялась с кресла ему навстречу: то был Виндльсгэм.

Гюг почувствовал досаду — ему так хотелось быть одному.

— Алло, — сказал он, стараясь придать своему голосу достаточно дружеский оттенок.

— Алло, — повторил Виндльсгэм. В голосе его не слышалось обычной бесшабашности. — Я знаю, что вы должны уйти, — сказал он, — но не задержу вас надолго. Мне очень нужен ваш совет.

Виндльсгэм был младшим товарищем Гюга по Итону. Между ними была разница в шесть лет.

— Я сейчас в большом затруднении, — продолжал он отрывисто. — Я хочу нарушить свою помолвку с Сесиль, но у меня не хватает мужества. Может быть, вы сочтете меня подлецом, но, по-моему, большая подлость отказаться от девушки, которую ты любишь и которая, ты знаешь, любит тебя, чем порвать с девушкой, на которой обещал жениться, но которую не любишь. Скажите мне откровенно ваше мнение.

Гюг мрачно взглянул на него.

— Кто та, другая девушка? — спросил он.

Краска залила лицо Виндльсгэма.

— Она всего лишь гувернантка, служит у Гортонов. Там я с ней и познакомился, она помогала хозяйке дома разливать чай.

Гюг усмехнулся.

— Чему вы улыбаетесь? — сердито спросил Виндльсгэм.

— Я смеюсь не над вами, — отвечал Гюг, — а над условностями нашей жизни. Как раз сегодня вы обращаетесь ко мне за советом! Это и смешно, и трогательно…

— Что же случилось сегодня?. Что вы хотите этим сказать? — спросил Виндльсгэм испуганно.

Гюг почувствовал внезапно желание открыть все о себе.

— Тэдди, помните вы мисс Лестер, девушку, которую мы встретили в Эгхэм Крессент? — сказал он быстро. — Это она помогла мне выбраться оттуда и спасти свое доброе тля. Она была в соседней комнате, когда вы в то утро на рассвете пришли ко мне. Я рассмеялся тому, что вы обратились сейчас ко мне за советом — ведь ваше положение аналогично моему собственному. Вы любите одну женщину и должны принадлежать другой. И если не считать того счастливого обстоятельства, что вы еще не связаны с ней, — это повторение моей собственной истории. Я люблю Диану Лестер, а Гермиона, как вы прекрасно знаете, никогда не согласится добровольно вернуть мне свободу.

Виндльсгэм сидел, опустив глаза. Наконец, он поднял голову.

— Но я по-настоящему люблю свою маленькую девочку, — сказал он недовольно.

— А вы считаете, что мое отношение к Диане совсем иного порядка? — спросил Гюг едва слышно. Он коротко рассмеялся, затем подошел к окну.

— Я не хотел уколоть вас, — сказал Виндльсгэм, — но Диана — ведь она, Гюг, еще совсем ребенок, и потом — весной у вас была эта Цинтия Ревель, полная ее противоположность…

Он сконфуженно замолчал. Гюг стоял, отвернувшись к окну.

— Я знаю, что могу показаться вам неделикатным, — сказал Тэдди с отчаянием в голосе, — но вы должны согласиться, Гюг…

Гюг быстро обернулся к нему.

— Да, я, конечно, должен согласиться, что в моей жизни были другие женщины, кроме Дианы. Вы думаете, я забыл об этом? Может быть, и хотел бы забыть, но это ведь не в нашей власти. Вы не думаете, что я по-настоящему люблю Диану, и намекаете на ту пропасть, которая лежит между ней и Цинтией Ревель. Да, между ними лежит глубокая пропасть, и я бесконечно рад этому. Мне все равно, верите вы мне или нет, но я хочу сказать, что до тех пор, пока я не встретил Диану, я никогда не любил, даже не знал истинного значения этого слова. Я лгал, когда употреблял его по отношению к другим женщинам. Любовь для меня была символом обладания, символом бурной страсти, на смену которой быстро приходили усталость и скука.

Вот к чему привели меня все те женщины, что клялись мне в любви. Гермиона вышла за меня замуж из-за денег, а когда увидела, что их меньше, чем она рассчитывала, то решила, что ее обманули. Меня же покорила ее прекрасная наружность. И когда я убедился, что ее холодность не исходит от темперамента, а является результатом сухой расчетливости, я тоже отошел от нее: мы оба заключили невыгодную сделку и оба раскаялись в этом. С тех пор все женщины, которые входили в мою жизнь, заключали со мной сделки в том или ином отношении. Бескорыстно они не давали ничего.

И вот я встретил Диану. Она с первой же минуты проявила свое полное бескорыстие, она не ждала награды за свои поступки. Даже тогда, когда я встретил ее в магазине, больную, измученную, даже и тогда она не хотела принять от меня услугу без того, чтобы чем-нибудь не отплатить мне за нее. Клянусь вам, Тэдди, я боролся с этим чувством так, что едва не сошел с ума. Вы упомянули о молодости Дианы, как об аргументе, говорящем против моей любви к ней. Вы думаете, я хоть на одну минуту забыл о разнице лет, лежащей между нами? Думаете, я не твердил себе тысячу раз, что, когда она будет еще молода, я буду уже стариком? Повторяю вам, я боролся, старался преодолеть свое чувство, но оно победило меня. Теперь я уезжаю…