Похищение локона - [2]

Чувствительных влечет к себе всегда.

Был в здешней жизни злючкой каждый гном,

Взыскующий отрады лишь в дурном;

И в воздухе шалунья весела;

Став сильфом, ценишь легкие крыла.

Знай, принимает сильф участье в той,

Чья красота в союзе с чистотой.

Дух может в разных образах играть,

Свой пол и облик может выбирать.

Кто девушку способен уберечь

На маскарадах от опасных встреч,

Когда коварный шепот или взгляд

Ей наслажденье, кажется, сулят,

Когда чарует музыка, дразня,

А в танце жар нежнейшего огня?

О чести говорить — обычай ваш,

Но только сильф — для девы верный страж.

К прелестницам, чей нрав лукав и крут,

К самовлюбленным нимфам гномы льнут,

Внушают им надежду на успех

И презирать велят при этом всех.

Мечтаньями взволнован праздный мозг;

Им герцоги мерещатся и лоск,

Гербы, короны, титулы, размах,

И „ваша милость“ слышится в ушах;

Так приучают гномы чаровниц

Кокетливо смотреть из-под ресниц,

Румяниться, смущаться напоказ,

Повес прельщать игрой сердец и глаз.

Сильф женщину беспечную блюдет,

Сквозь лабиринты бережно ведет,

В круженье роковом неутомим,

Прогнать готов один каприз другим.

Но соблазнит ли деву первый фат,

Не будь другого, кто приманке рад?

Попал бы Флориан девице в тон,

Когда бы ручку ей не жал Дамон?

Так движут сердцем разные мечты,

Переменяя виды суеты;

Между собой враждуют парики,

Кареты, кавалеры, темляки,

А люди легкомыслием зовут

Прилежных сильфов хитроумный труд.

Я сильф, я прозываюсь Ариель;

Тебя хранить — моя святая цель.

Открыла в небе мне твоя звезда:

Тебе грозит ужасная беда,

Пока, минуя строй миров и стран,

Еще не село солнце в океан;

Хоть небеса скрывают, как и где,

Остерегайся: нынче быть беде.

Хранитель твой, тебе я подал знак:

Мужчина для тебя — заклятый враг».

Смолк сильф, и песик сонную лизнул,

Как будто язычком он сон спугнул;

Белинда, ты, когда не лжет молва,

Увидела записочку сперва;

Спросонья ты прочла любовный бред,

И сон прошел, видений больше нет.

А туалет открыт уже для глаз

В мистическом расположенье ваз,

И нимфа в белом пробует заклясть

Косметики таинственную власть,

А в зеркале чарующий двойник

Опять перед красавицей возник,

И послушница, рвением горя,

Священнодействует у алтаря,

Находит лучшие среди даров,

Среди преподношений всех миров,

Покров благоговейно создает,

Который блеск богине придает.

Там ярко заблистал индийский клад,

Здесь веет аравийский аромат.

Слон с черепахой как бы заодно,

Им сочетаться в гребнях суждено.[6]

Уместен каждый, кажется, предмет:

Булавки, бусы, Библия, букет.

Испытаны доспехи красоты,

Неотразимы нежные черты!

Улыбка может покорять сердца

Небесным обаянием лица.

Румянец может вспыхнуть горячей,

И наготове молнии очей.

Прилежным духам некогда плясать,

Им нужно чаровницу причесать;

Прелестницу рой сильфов одевал,

А Бетти удостоилась похвал.

Песнь II

Не столь блистательно светило дня

Над морем синим в пурпуре огня,

Как нежная соперница его

На Темзе, где восторг и торжество.

Хотя не счесть красавиц в этот час,

С нее одной никто не сводит глаз.

Крест, украшенье девственных грудей,

Поцеловал бы даже иудей.

Ум светится в глазах; он, словно взор,

Неуловим, рассеянный, и скор;

Улыбка дарит щедро всем привет,

Но в ней ни для кого надежды нет.

Ее глаза, как солнце, светят всем,

Как солнце, не прельщаются никем;

Скрывает красота любой порок.

В ней усмотреть пороки кто бы мог?

И если есть грехи у красоты,

Едва взглянув, о них забудешь ты.

Для смертного угроза из угроз

Два локона среди ее волос.

Из них прическу каждый завершал

И мрамор шеи белой украшал.

Тем самым уготовила судьба

Нежнейшие тенета для раба.

Для птиц и рыб волосяная снасть —

Коварная жестокая напасть.

Героев, чей могучий дух высок,

Нередко губит женский волосок.

Барон завороженный воспылал,

Он локонов роскошных пожелал;

Барон присвоить жаждет эту прядь,

Похитить или силою отнять.

Любовь обманом учит побеждать,

Насильника готова награждать.

Еще сияла в небесах заря,

Когда барон подобье алтаря

Из дюжины французских книг сложил;

Так он любви по-своему служил;

Намеренный почтить ее всерьез,

Перчатки и подвязки преподнес;

Трофеями былых любовных встреч

Он жертвенный костер сумел разжечь;

Пав ниц перед костром, просил барон

Сокровище, которым покорен;

Отчасти внять изволили вдали,

А лишний пепел ветры унесли.

Меж тем скользил кораблик расписной,

Играя с набегающей волной;

Музыка раздается средь небес:

Повеял звук и в тот же миг исчез.

Течет река прозрачнее стекла;

Всем радостно: Белинда весела!

Лишь сильф тревогу чувствует в груди:

Произойдет беда, того гляди!

И жителей воздушных он созвал,

И паруса крылами овевал

Небесный сонм, как будто ветерки

Шептались над просторами реки,

И в золоте летучем облаков

Чуть схожие с крылами мотыльков,

Тонули невесомые крыла,

Невидимые плавали тела,

Облечены в сияющую ткань,

Как будто небо воздает им дань

И чередует разные цвета,

Чтобы меняла краски Чистота,

Как будто машет в воздухе крыло,

Чтоб тело новый блеск приобрело.

На духов Ариель тогда взглянул,

На мачту золоченую вспорхнул

И в роскоши своих пурпурных крыл,

Жезл голубой подняв, заговорил:

«Сильфиды, сильфы, эльфы, сонмы фей!

Приказываю речи внять моей.

У духов тоже разные чины,

И сферы вам предопределены;

Одним из вас вверяется эфир,

Где вечный свет и бесконечный пир;