Погубленные жизни - [8]

Камбер вынул кисет и, сердито сопя, стал сворачивать цигарку. Руки у него дрожали.

— Видишь, Халиль? — заговорила Ребиш. — Видишь, каково мне живется? И так каждый день. Придерется к чему-нибудь и орет.

— Как же, придерешься к тебе…

— Ну скажи, Халиль, родной, что особенного случилось? У мальчика только и было радости, что этот петух. А мы взяли его и зарезали. Мальчик слова не сказал. Забился в угол и там плакал.

— Кончай свою трескотню!

— Хоть бы скорей на тот свет! Сил больше нет терпеть!

Ребиш поднялась и вышла.

Камбер долго сидел понурившись и молчал. Потом наконец заговорил:

— Не суди меня строго, Халиль. Поставь себя на мое место. Вот я пришел из армии, и ты позвал меня в гости, потому что очень любишь, а у тебя сын, точь-в-точь как мой балбес. И у этого балбеса есть любимый петух. Зарезал бы ты этого петуха, чтобы принять дорогого гостя, если бы у тебя ничего больше не было? Ну скажи, зарезал бы? А еще говорят, Камбер такой, Камбер сякой. Что же мне оставалось делать?

Халиль опустил голову.

— Думаешь, я не хочу, чтобы все было по-другому? Чтобы мой сын не завидовал детям, которые вкусно едят и красиво одеты? — Камбер тяжело вздохнул и, швырнув окурок в огонь, вытер ладонью губы.

Ребиш, стоя на пороге, уговаривала сына:

— Иди в дом, родной мой, а то, не дай бог, простудишься.

Но Ремзи лишь всхлипывал.

— Не плачь, сынок, отец тебе другого петуха купит. Камбер снова свернул цигарку. Вскоре мать с сыном вошли в комнату.

— Вот всегда так, — заворчал Камбер. — Мать пустит слезу — сын заревет. Сын заревет — у матери глаза на мокром месте. Плачут и плачут, рехнуться можно. Вроде бы не с чего, а они все равно ревут. Ладно, — обратился он к жене. — Парень ревет, потому что его любимого петуха зарезали, а ты чего голосишь?

— Руки-ноги целовать тебе готова, только замолчи! Что мы такого сказали?..

— Сказали… Этого еще недоставало!

Ребиш повернулась к Халилю:

— Ради аллаха, ты хоть скажи, разве мы чем-нибудь его обидели?

— Не хватало только Халиля в это дело впутывать.

— Не бери греха на душу. Бога побойся!

— Бог, конечно, он и есть бог… Вот так всегда, Халиль. Начнут ныть — никого не забудут: ни на земле, ни на небе. И до бога доберутся, и до пророка, и до ангелов, и до чертей со всеми джиннами. Никакого сладу!

Ребиш гневно покачала головой:

— Чтоб тебя аллах покарал! Ох и накажет он тебя! За что ты над нами измываешься? Все наше богатство — сын да петух. Петуха мы зарезали, а ребенка до слез довели. Какой ты отец! У других детей чего только нет. А у нашего? Недаром он на других косится, головой вертит, того и гляди шею свернет! Ничего у мальчика нет — ни ботинок…

— А у меня есть?

— …ни штанов путных…

— Я что, по-твоему, монету чеканю? Или скряжничаю, в кубышку складываю? Или на одного себя трачу?!

— Был один петух, и того зарезали.

— Постыдилась бы… при чужом человеке…

— Халиль нам не чужой. Он все про нашу жизнь знает. Чего же от него скрывать? Мальчику петуха жалко, вот он и расплакался. А ты, был бы ты настоящим отцом, не стал бы его ругать.

— Ты что мелешь? Выходит, я ему не отец!

Ремзи снова заплакал. Камбер привстал и крикнул:

— Замолчи, поганец! Слышишь?! Сейчас же перестань ныть! Будь на моем месте камень, и тот бы не стерпел. А я еще хотел, чтоб все было как у людей, гостя пригласил… Лучше бы не приглашал, лучше бы у меня язык отсох! Только опозорили меня! Эх, Камбер, ослиная твоя голова! Безмозглый ты дурак, Камбер! Чтоб тебе сгинуть на этом месте! И всё твоя дурья башка! Разбить ее мало!

Камбер неожиданно вскочил на ноги и с разбегу стукнулся головой о стену.

— Разбить тебя мало, подлая башка, разбить!..

Ничего не понимая, Халиль бросился к Камберу, стараясь удержать его.

— Не держи меня, Халиль! Не держи, сынок! С такой головой нельзя жить на свете. Уж лучше разбить ее, тогда кончатся все мои страдания. Ох и натерпелся я из-за своей головы! Все из-за нее, проклятой…

— Посмотрите только, что он вытворяет! — крикнула Ребиш. — Пусть тебя накажет аллах! Ох и накажет он тебя!

— Молчи, дура! Молчи! — взревел Камбер, дрожа всем телом и потирая ушибленный лоб. — Видишь, Халиль, что я терплю? Она меня поедом ест, сынок, доброго слова от нее не услышишь. Ты посмотри, в какой я рубашке хожу. От грязи вся почернела. И постирать ее некому, а еще считается, что у меня жена есть. Но мало этого: когда она молится, то просит аллаха лишь об одном: «О аллах, о всемогущий аллах, сделай так, чтобы Камбера пулями изрешетили!)» Самого аллаха хочет уговорить. Вот дура, разве аллах не видит, кто прав, а кто виноват? Только и знает, что проклинать меня. А за что, ей-богу, понятия не имею. Что бы ни случилось, во всем Камбер виноват. Ногу подвернула — Камбера проклинает, зуб заболел — Камбер виноват, голова зачесалась — опять Камбер! Не скажет: бедный Камбер столько работает, что у его матери слезы от жалости не высыхают; не скажет: у Камбера нет порток задницу прикрыть; не скажет: Камбер нищий, Камбер голодает. А почему? Да потому, что во всем Юрегире не найдешь большего дурака, чем Камбер. Вай, Камбер, что тут скажешь? Башку тебе мало разбить!.. Вообразил себя человеком, пригласил гостя. Но разве ты человек? Кто станет тебя уважать, если собственное чадо ни во что тебя не ставит? Ох-ох! Посоветуй, Халиль, что мне делать. Куда податься с моей дурьей башкой? Разве не лучше размозжить ее и навсегда избавиться от мучений, а? Ах ты, чертова голова, да я тебя!..