Погружение в Солнце - [107]

– Кулла, – медленно произнес он. – Не то чтобы я затаил обиду, вовсе нет, но не в вас ли случайно кроется причина моих странных выходок в конце прошлого погружения?

– Вы угадали, Джейкоб. Ижвините, но вы штали шлишком нажойливы. Я рашшчитывал шкомпрометировать ваш. Однако потерпел неудачу.

– Но каким образом…

– Ушлышал рашшкаж доктора Мартин о вождейштвии шветового ижлучения на человека, вот как, Джейкоб! – Принг почти перешел на крик. Впервые на памяти Джейкоба Кулла осмелился прервать собеседника. – Я штавил экшперименты над доктором Кеплером мешяцами! Потом над Лароком и Джеффом… потом переключился на ваш. Я ишпольжовал тонкий дифрагированный волновой пучок. Никто не мог его жаметить невооруженным глажом, но он жатуманил ваше шожнание! Я не жнал, как именно вы отреагируете. Но жнал, что поштавите шебя в неловкую шитуацию. И шнова прошу меня проштить. Это было необходимо!

Теперь корабль уже совершенно точно прекратил набирать высоту. Большое волокно, которое они миновали всего несколько минут назад, снова нависло над головой. Высокие протуберанцы, сплетаясь, тянулись к судну, словно скрюченные пальцы.

Джейкоб пытался найти выход, на пути у его воображения встал мощный барьер.

Ну ладно! Сдаюсь!

Он призвал своего злого гения, свое альтер эго, готовый на любые выдвинутые им условия. Посмотрим, чего хочет от него это дьявольское отродье!

Джейкоб помотал головой. Что ж, придется прибегнуть к крайним мерам. Мистер Хайд вырвется из заточения и станет его неотъемлемой частью, как в прежние времена. Как в тот раз на Меркурии, когда он преследовал Ларока, как в тот раз, когда он вломился в фотолабораторию. Он приготовился к погружению в транс.

– Но зачем, Кулла?! Скажи, ради чего ты все это натворил?

Не то чтобы это имело сейчас значение. Но может быть, Хьюз запомнит услышанное. Не исключено, что Хелен записывает разговор. Самого же Джейкоба сейчас больше волновало другое.

Внутреннее сопротивление! Оказавшись в нелинейных и неортогональных координатах мышления, он пропускал чувства и гештальты через сито. Прежние автоматические механизмы контроля до некоторой степени еще действовали, и Джейкоб позволил им выполнять свою работу.

Мало-помалу вся мишура и маскировка отвалилась, как шелуха, и он оказался лицом к лицу со своей второй половиной.

Укрепления, остававшиеся во время прошлых осад абсолютно неприступными, на этот раз выглядели еще внушительнее. На смену земляным брустверам пришел камень. Засека[43] ощетинилась тонкими заостренными шестами длиной миль в двадцать. На самой высокой башне развевался флаг. На нем был начертан девиз: «Верность!» Под реющим полотнищем торчали две пики, и на каждую было насажено по голове.

Одну голову он опознал сразу же. Она принадлежала ему самому. Кровь, сочившаяся из перерубленной шеи, все еще поблескивала. На лице застыло виноватое выражение.

Вторая пика заставила Джейкоба поежиться. На ней красовалась голова Хелен. Лицо девушки было обезображено шрамами и отметинами, как будто от перенесенной оспы, веки ее слабо трепетали. В ней все еще теплилась жизнь.

Но за что?! Чем Хелен-то заслужила страшную кару? И к чему эти намеки на самоубийство?.. Откуда такое нежелание слиться с ним и составить того ubermensch[44], каким он был когда-то?

Если бы Кулла решил сейчас напасть, Джейкоб оказался бы беззащитен. В его ушах звучал плач и завывания ветра. Взревели моторы, а затем послышался звук падения… Падала какая-то женщина и, пролетая мимо, звала его.

И впервые за все эти годы он смог наконец разобрать ее слова.

– Джейк! Осторожней на первой ступеньке!..

И это все? Столько хлопот, и все ради чего? Много месяцев он пытался раскопать в памяти Танины последние слова, а она, оказывается, и тут не изменила себе и решила пошутить?

Ну разумеется. Его шизофренический двойник перед лицом неминуемой гибели хочет показать, что слова, так долго ускользавшие от Джейкоба, были всего лишь очередной обманкой, ложным следом. Однако Хайд старается скрыть что-то еще. И это…

Чувство вины.

Джейкоб сознавал, что после случившегося на Ванильном шпиле он несет в себе груз вины, но даже не подозревал, сколь велика эта тяжесть. Теперь он видел, насколько нездоровым было это соглашение, заключенное Джекилом и Хайдом, в которое превратилась его жизнь. Вместо того чтобы постепенно залечивать душевные раны, последствия тяжелой утраты, он сотворил и наглухо запечатал искусственную сущность, которая разрасталась и паразитировала на нем и на его стыде за то, что позволил Тане упасть, за крайнюю самонадеянность человека, подумавшего в тот безумный день на высоте двадцати миль, что ему под силу справиться с двумя задачами одновременно.

Это была всего лишь еще одна форма самонадеянности, вера в то, что он сможет перескочить этот этап, не прибегая к обычному человеческому способу излечения от скорби, череде боли и ее преодоления, благодаря которой миллиарды его собратьев по биологическому виду испокон веков справлялись с потерями. Он отверг и этот способ, и то утешение, которое сулило сближение с другими людьми.

А теперь он угодил в ловушку. До него дошел смысл девиза на башне. Страдая от болезненного помрачения рассудка, он надеялся частично загладить свою вину, демонстрируя верность человеку, которого подвел. Не внешнюю, а глубокую внутреннюю верность, извращенную верность, которая заключалась в стремлении отгородиться ото всех… При этом он был искренне убежден, что у него все в порядке, он ведь время от времени заводил любовниц!