Пограничники бывшими не бывают! - [102]

– Понятно, товарищ полковник.

– Сержант, уведи задержанного, и смотри у меня, чуть выше кое-чего прыгнут, стрелять на поражение, приказ ясен? Никаких сантиментов, никаких интеллигентских размышлений, не подчинился приказу – смерть!

– Так точно, товарищ полковник.

Сержант опять взнуздал капитана и увел в гауптическую вахту дивизии, пусть пока сидит со своими архаровцами.

Пришел боец из тыловиков и убрал остатки трапезы, полковник посмотрел вслед уходящему красноармейцу, проводив того взглядом, и говорит мне:

– Ну что, старлей, верить капитану или нет?

– Товарищ полковник, не наша это обязанность верить или нет, вот приедет Елисеев, он и разберется, быть или не быть[217] энкагэбэшникам. Тем более скоро колонна должна подойти, радисты сообщили, они километрах в двадцати ночевали и рано утром вышли в путь к нам. Кстати, товарищ полковник, может, навстречу им выслать грузовики? Притомились, наверно, бедолаги, одиннадцатым трамваем-то топать.

– Черт, комиссар, ты прав, распорядись, бедняги и так в плену намучались, а я пойду к нашим раненым схожу.

В крепости, после деблокации, мы оставили умирать около ста безнадежно раненых, места в машинах-повозках не было, да и Калиткин констатировал, что даже эвакуация в Москву уже ничего не даст, или ранения смертельные, или гангрена в поздней стадии, или просто запущенная рана с большой потерей крови, то есть не жильцы. А около двухсот ранбольных, которых Калиткин обещал вылечить, мы забрали, и они расположились в санбате, да и у Калиткина теперь еще два военврача (оба из крепости) и человек десять санитаров (и из крепости, и из последней колонны пленных, которых Онищук привел). Так что Калиткин справится, тем более медикаментов нахватали и в совхозе, и в других местах (которые от Вермахта). А оставленных в крепости умирающих нам очень жаль, но что мы могли сделать? Думаете, легко было принять такое решение?

Кстати, раненые понемногу уже поступают в команду выздоровевших бойцов РККА. Затем мы их и распределяем в роты, по специальности, конечно.

Транспорта у нас развелось как грязи, по-моему, пора или автороту, или тележбат[218] учреждать. А то тут стоит в лесу замаскированной целая автобаза, и распределены они по подразделениям, хотя, может, так и нужно. Тогда ремвзвод хотя бы, да нет, ремвзвод у танкистов есть, они и машины ремонтируют, не пригодился мой креатив, а повозка особого ремонта плюс замены масла не требует. Но пробежался по командирам и полтора десятка советско-германских машин с прицепленными телегами через полчаса, под охраной двух ганомагов и одной «косилки», уехали навстречу колонне Елисеева, с приказом сдать колонну Кравцову, а самому на мотоцикл и лететь сюды.

Уехали, и через часик тарахтят цундапы, его величество особист пожаловали, быстро посылаю бойца, чтобы привели задержанного капитана. Рядом круто разворачивается мотоцикл, кто за рулем не видно, мотоциклист в вермахтовском мотоциклетном плаще, на кумполе каска, на морде хари – очки мотоциклетные, по подбородкам узнавать не умею, но по белой нашенской тряпке видно, что «немец» свой. С коляски важно слазит Елисеев в форме лейтенанта фельджандармерии, типа кожаный плащ, и слюнявчик металлический на шее.

– Ну, комиссар, как тебе мой вид?

– Красавец, наверно, встречные фрицы шарахались и памперсы нервно меняли.

– Что, такой страшный фельджандарм?

– Да нет, у тебя петлицы лейтенанта НКГБ сверкают..

Капитан (по-общевойсковому, а так лейтенант ГБ) осматривает себя и хохочет, видимо, гитлеровский прикид впопыхах надел, петлицы с правой стороны выбились из-под немецкого мундира.

– Так затемно поднялись, вот костюмчик и не осмотрел, да и немцев не попалось. Что за памперсы-мамперсы ты имел в виду, братец?

– Не памперсы, а каперсы, это кушанье такое буржуинское, в книжке читал. Да и неважно, тебя в особом отделе свежепойматый трофей ждет, пошли покалякаем.

Идем с Елисеевым в землянку особого отдела, у землянки уже как сивка-бурка взнузданный типа капитан НКГБ. Елисеев, подходя, всматривается в капитана и бросается его обнимать.

– Васька, черт, каким судьбами, тоже в окружении был? Боец, развязать!

– Елисеич, ты что, его знаешь? – спрашиваю у особиста.

– Да конечно, это мой преподаватель, товарищ капитан госбезопасности, нам в спецшколе преподавал.

Охранник развязывает капитана НКГБ, и капитаны (местами всего лейтенанты ГБ, я о Елисееве) начинают обниматься, как два криминальных авторитета в дешевом боевике, потом лейтенант НКГБ Елисеев ведет капитана того же НКГБ к себе в особый отдел, пытаюсь просочиться за ними, ну интересно же, что за птицы прилетели. Подлый Елисеич, обернувшись на пороге, говорит:

– Комиссар, нам надо совсекретно пообщаться, пойми и не обижайся.

Делаю вид, как будто мне ваще пофиг, да и не хотелось типа особо. Развернувшись, топаю к Машутке, соскучился, я ж ее с утра не видел, а скоро полдень, пока дотопал до расположения начтыла (закуток на складе), послышался гул моторов, наконец, что ли, елисеевская колонна дошла?

– Машунь, милая, как ты тут?

– Заткнись и иди отсюда, я занята, – говорит Машундра, подлая налоговая душа. Вот и поговорили, блин. Вот тебе «бабушка» и Юрьев день, вот тебе и любовь-морковь. Побитой собакой иду к подъехавшей колонне, и чего это меня сегодня все гонят, а? Вроде не пятница, тринадцатое, ну и фиг с вами, козлы (местами козлы женского пола).