Поговорим о дыхании. Дар, который мы не ценим - [78]

ЗАМЕРЫ СНА

Мой план лечь как обычно — в десять вечера — сорвался. Во-первых, мне надо было заполнить семь страниц анкеты. На первой странице вопросы касались дневной сонливости. У меня она низкая: еще ни разу я не клевала носом за обеденным столом, а если чуток и дремала на публике, то лишь на последнем сеансе в кино. Однако вопросы повергли меня в сомнение: а что, если мой организм уже много лет страдает от недосыпания? Может, я просто не знаю, что значит быть бодрым? Андреас Бенц знаком с такими случаями из собственной практики: «Многие пациенты после нескольких недель, успешно проведенных в маске, рассказывали, будто их подменили». Следующий вопрос — сплю ли я с открытым ртом. Муж точно знает это лучше. Нет, отвечает он в чате. Сколько я готова потратить на здоровый сон, будь у меня лишних полторы тысячи евро? Из этих гипотетических денег я бы с радостью потратила тысячу триста на поездки и любимые кафе — в остатке двести евро. Видно, мои страдания еще не слишком велики.

Время заняться «осьминогом». Он очень чувствителен, этот прибор: Бенц сказал, что реагирует даже на миллионную долю вольта. Я кладу мой мобильный как можно дальше от постели, чтобы он не сбил запись данных. Раскладываю все детали аппарата поверх покрывала, рассортировываю электронику и «украшаю» себя по инструкции. Когда все электроды на месте, трубки в носу, — я закрепляю всё скотчем. Из зеркала на меня смотрит инопланетный франт, попавшийся на липучку для мух. Ну ладно, спокойной ночи!

Заснуть опутанной проводами нелегко. Всё время укладываюсь на какую-нибудь штучку, как бы ни поворачивалась. Окно закрыто, чтобы ничто не мешало. Мне душно и жарко, особенно под ремешком. Мысль о том, что я подключена к соглядатаю, который утром выдаст Бенцу каждое мое движение, не помогает расслабиться. Полисомнография записывает мой воздушный поток, шумы, насыщение кислородом, частоту сердечных сокращений и положение во сне. А помимо этого — не превалирует ли какое-либо из двух типов дыхания: грудное или брюшное, и не подавляют ли они друг друга.

За громкий звук при храпении в ответе прерывание воздушного потока. В бодрствовании дыхательные мышцы поддерживают открытое состояние глотки. Во сне они расслабляются, и гортань некоторым образом спадается. При вдохе мягкие ткани как бы всасываются и начинают вибрировать. По оценкам, у четверых из ста мужчин и двух из ста женщин они смыкаются полностью. Тут уже речь о синдроме обструктивного апноэ во сне (СОАС). При нем кислородное голодание наступает несколько раз в минуту. Кислород больше не поступает в легкие и, соответственно, в ткани. Организм защищается от удушья: межреберные мышцы и диафрагмы теперь работают против забитых дыхательных путей — и, при так называемом парадоксальном дыхании, даже друг против друга. Спящий раз за разом судорожно глотает воздух, пока мозг наконец не включает звонок: «Проснись!» Мышцы напрягаются и открывают просвет в трахее. Насыщение кислородом нормализуется. До следующего сигнала тревоги.

Даже если приступы нехватки воздуха не обязательно пробуждают человека, он всё равно на протяжении следующего дня чувствует себя утомленным. Пациенты с синдромом апноэ во сне чаще попадают в ДТП. Поэтому во Франции все водители обязаны проходить скрининг на апноэ. Чересчур? В США крупнейшая транспортно-экспедиционная компания Schneider отправила, в добровольном порядке, пятнадцать тысяч своих водителей на апноэ-тестирование: почти у трех тысяч из них было диагностировано апноэ во сне. Далее последовало лечение. В 2012 году число «предотвратимых аварий» снизилось на семьдесят процентов. Выгода не только для фирмы, но и для водителей, которые теперь могли высыпаться без помех. И не только. Ведь длительный ночной стресс создает благоприятную среду для болезней. «Воспалительные процессы, легочная эмболия, тромбозы, нарушения памяти, — перечисляет Андреас Бенц. — И это еще не всё». Даже легкая форма обструктивного апноэ во сне — до пятнадцати остановок в час — может существенно повлиять на здоровье. Люди, у которых зафиксировано свыше тридцати остановок, чаще подвергаются гипертонии, диабету, деменции и сердечно-сосудистым заболеваниям, в том числе инсультам. Именно к утру, когда организм обессилен кислородным голоданием, повышается риск инфаркта миокарда. «Если подвести итог, нелеченое обструктивное апноэ обходится значительно дороже, чем обследование и лечение. По данным из США», — говорит доктор Андреас Бенц.

Ночью я сомневалась, даст ли мое сканирование приемлемый результат. Я плохо спала, часто просыпалась. В шесть утра вообще сдалась. Осторожно поднялась, с треском поотрывала электроды, сняла ремешок. К моим привычным утренним подглазинам добавились две новые вмятины по сторонам носа — следы от кислородной маски. Спасибо. Спроси меня сейчас о дневной сонливости, отвечу: максимально высокая! Сегодняшним утром я бы повысила ставку за спокойный сон: скажем, четыреста евро. Минимум.

Вернув чехол с аппаратом в сомнологический центр, я не вздохнула спокойнее. Компьютер обсчитывает мои данные, результаты перепроверяет сомнолог Беатрикс Маас. Через полчаса руководитель лаборатории приглашает меня, чтобы расшифровать все эти кривые на мониторе. «Запись супер. Смотрите, грудное и брюшное дыхание работают синхронно, а не антонимично. Насыщение кислородом на протяжении ночи лежит в рамках девяноста процентов, в среднем даже девяносто пять, — Бенц оживленно тычет шариковой ручкой в экран. — Понятное дело, вы молодая, стройная, спортивная, некурящая…» Я нехотя остужаю его пыл: «Уже некурящая». Его не сбить: «Отличное было решение!» Итак, я храплю. Но по всем показателям у меня нет апноэ во сне. «Ваш индекс 2,6. В зеленой зоне», — заканчивает сомнолог.