Поговорим о дыхании. Дар, который мы не ценим - [42]

Для большинства путешественников, поднимающихся на Гросвенедигер, «Дефреггерхаус» — последнее пристанище перед вершиной. Как и для нас. Построенный в 1887 году, он — один из старейших и самых высокогорных приютов в Восточных Альпах. Когда мы, пыхтя и сопя, сбрасываем наши рюкзаки перед входом, из окна с верхнего этажа на нас слетают шерстяные одеяла. Весенняя уборка? С осени здесь, видимо, никто не останавливался. Сейчас, в начале июля, арендатор Петер Клаунцер пробуждает свою хижину от долгой зимней спячки. «Заходите, заходите!» — приглашает он нас. Его приглашение звучит сладко, как заклинание. Уже лет сорок Клаунцер — добрый дух вершины. Почти под семьдесят, загорелый, с седой бородой, — его монашеская невозмутимость успокаивает пульс лучше бета-блокаторов. Хорошее начало дня! Клаунцер — наш проводник по глетчерам. За ужином мы познакомились с остальными членами «связки». Фолькер и его отец Манфред, двое немцев-путешественников. Отсутствия аппетита нет и следа. Я с наслаждением вдыхаю запах сыра и хлеба, поданных Клаунцером. В двадцать два ровно звезды протыкают синеву неба — время спать. Я провожу ночь в обнимку с бутылкой горячей воды под горой одеял. Но уснуть не могу. Расстройства сна появляются с тех самых 2500 метров, если подъем происходит в ускоренном темпе. Поэтому гости расположенных в высокогорье восточного Тироля лаунж-отелей: швейцарского «Корнерграт» или южно-тирольских ледниковых отелей «Граванд» — после первой ночи просыпались не столь отдохнувшими, как бы хотелось. За этим могло стоять периодическое дыхание, при котором, проще говоря, возникает дефицит не только кислорода, но и углекислого газа. Это в значительной степени расстраивает контролирующие дыхание нейроны. Во сне они в основном управляются импульсами хеморецепторов, которые отслеживают содержание углекислого газа в крови. Из-за недостатка кислорода дыхание учащается не только в бодрствовании, но и ночью. Тело, естественно, выделяет больше диоксида углерода, хеморецепторы так же естественно передают в дыхательный центр сигнал: «Слишком много трудишься. Сбавь обороты! Доведешь нас до апноэ во сне!» После этого дыхание нормализуется — и всё начинается сначала.

Лежа под одеялом, я наблюдаю, как горизонт становится сначала розовым, потом золотым, задолго до того, как солнце взойдет. Чистя зубы, я кривлюсь от боли. Из крана течет талая вода. «Небось, смоет все твои налеты», — говорит Манфред, неожиданно возникший возле умывальника. «Как ты, хорошо спала?» — спрашивает Клаунцер, раздавая страховочные ремни. Лгу: «Как сурок». Наш хозяин и проводник идет навстречу рассвету, балансируя почти двухметровой деревянной тростью, как канатоходец. Мы, с нашими дурацкими инновационными тростями, стараемся за ним поспеть. Когда переходим ручеек, тонкий ледок трещит под нашими сапожищами. Но, если оглянуться, и здесь на каждом островке обломков пород цветут белая и фиолетовая камнеломки. Лето в вечных снегах! У ледника Иннерес Мульвицкис, старта восхождения, Клаунцер связывает нас. Манфред идет за ним, далее Фолькер, я, а замыкает Кристоф. Покорение Гросвенедига кажется легкой забавой. Тем не менее здесь каждый год происходят несчастные случаи с альпинистами. Дело в расщелинах, которые внезапно разверзаются под ногами новичков. Я концентрируюсь на следе Клаунцера, оставленном в снегу. Прямо лыжная вылазка! Ледник плавно, но неуклонно уходит вниз, остановиться на этой корке невозможно. Я радуюсь зеленой веревке, соединяющей меня с остальными: страховка моей жизни. Такой же трос помогает фридайверам найти путь из глубины к поверхности. Или плоду выплыть на свет, держась за пуповину. На высоте 3559 метров у подножия вершины Райнерхорн Клаунцер позволяет нам разбить бивак. «Пейте больше!» — напоминает он. Хотя мы передвигаемся в размеренном неторопливом темпе, всё равно дышим интенсивнее, чем на равнине, а следовательно, отдаем больше пара. Из-за холода влажность воздуха, то есть количество воды во вдыхаемой газовой смеси, уменьшается, а солнечная радиация на высоте еще больше способствует потере воды. Беспокоиться по этому поводу следует на высоте от пяти тысяч метров. Там на выдохе могут растрачиваться до двухсот миллилитров жидкости в час — целый стакан!

Вот и солнце поднимается над хребтом. Вершина Гросвенедига возвышается впереди, как горб огромного белого кита. Слева под нами переливается всеми оттенками темно-зеленое озеро Виргенталь. Справа — горные вершины купаются в бассейне с пеной желтых и синих переливов облаков. Мы, вслед за Клаунцером, преодолеваем следующий сугроб. Ветер насвистывает свои мелодии в ухо. А иначе я слышала бы только скрип снега и свои назойливые вдох-выдох. Сердце работает исправно. Я отдаюсь на милость бушующего ветра, будто он легкий бриз посреди штормового дня. 3500 метров. Ни следа головной боли. Знак Зодиака — Козерог, в восходящем Сурке!

Не считая Антарктиды, менее трех процентов суши находится выше трех тысяч метров над уровнем моря. Но именно туда устремляются равнинные жители вроде меня — путешествовать, спускаться на лыжах, совершать восхождения. Пока мы, люди, суетимся в низинах, атмосфера со всей своей силой давит на нас. С каждым метром, на который мы поднимаемся выше уровня моря, это давление понижается. И не только вокруг нас. Но и в наших сосудах. Поскольку верхние слои атмосферы давят не только на живые земные организмы, но и на нижние слои воздуха, падение давления возле поверхности Земли сказывается сильнее. При постоянных температурах (здесь снова в действии закон Бойля — Мариотта) перепад давления происходит экспоненциально к высоте. Однако в нижнем слое атмосферы температура не постоянна: чем выше, тем морознее. Каждые сто метров температура понижается на 0,65 градуса Цельсия. Поэтому давление падает не по формуле. Время года тоже заставляет его колебаться. В двадцатых годах прошлого века воздухоплавание приобрело индустриальный размах. Потребовались стандартизированные таблицы давления воздуха на разных высотах. Эти всё еще распространенные значения подходят, например, для калибровки высот или для сравнения лабораторных параметров. Но они не дают надежных показателей давления для каждой отдельной местности. Вращение Земли сплющивает полюса, и она теряет форму идеального шара. Отклонение составляет более двадцати километров. Соответственно, парциальное давление воздуха и кислорода на экваторе выше, чем на полюсах. Оттого давление на горе Денали на Аляске, расположенной на 6194 метрах над уровнем моря, соответствует давлению на вершине горы в Гималаях, высотой 6900 метров. Поэтому восхождение на Денали дается труднее, а на Килиманджаро дышится легче, более того: на Эверест, например, вопреки устрашающим прогнозам, можно подняться без кислородного прибора. Но, как и в случае фридайвинга, на первых порах бесстрашным героям пришлось рискнуть жизнью, чтобы доказать это.