Поговорим о дыхании. Дар, который мы не ценим - [39]

Рефлекс ныряльщика дает тюленям и китам эволюционное преимущество. Мнения ученых о том, зачем и в каком масштабе он есть у человека, расходятся. Не тот ли это механизм, который облегчает человеку приход в наш мир? Во время прохода по родовому каналу что-то может пережать пуповину, обеспечивающую приток кислорода. Делает ли нас рефлекс ныряльщика — хотя бы на время — независимей? Новорожденные чувствуют себя под водой в своей стихии.

Им не надо объяснять, как задерживать дыхание. Они просто делают это — что, кстати, дает возможность осуществлять роды в воде. Такая способность утрачивается в первые месяцы жизни. Однако снова и снова всплывают газетные сенсации, когда маленькие дети после падения в воду остаются невредимыми. Вот, например, описание Мишель Фанк: «В 1986 году, когда команда спасателей вытащила из русла реки неподалеку от Солт-Лейк-Сити (США) двухлетнюю девочку, та посинела от холода и не дышала. Она провела под водой как минимум шестьдесят две минуты. Спустя два месяца ее выписали из больницы с нормальной речью и движениями, разве что с легким подрагиванием в кистях рук. Но, по сообщению газет, и оно вскоре прекратилось».

В таких экстремальных случаях спасти жизнь помогает рефлекс ныряльщика. Фридайверы используют его, чтобы получить доступ к подлинно враждебной человеку среде. В ноябре 2013 года ныряльщик из США Николас Меволи во время чемпионата «Vertical Blue»[31] на Багамских островах достиг в своей дисциплине запланированных 72 метров. После подъема на поверхность он подал знак «окей», а через полминуты потерял сознание и умер. В его легкие попала вода. Россиянка Наталия Молчанова — известная во всем мире под титулом «The Queen»[32], — которой до сих пор принадлежит рекорд погружения на глубину 237 метров по правилам Международной ассоциации по развитию апноэ — AIDA, в 2015 году ныряла для собственного удовольствия возле острова Форментера, когда навсегда исчезла в морских глубинах.

Зачем фридайверы добровольно отключают себя от источника жизненной энергии, постороннему не всегда понятно. Штефани Айхнер закрепляет зажим для носа. Ее вращение под водой свободное, как у тюленя. Я спускаюсь к ней. Теперь в своем неопреновом гидрокостюме она дрейфует в бассейне будто мертвая. Я кладу руку на ее спину. Чувствую сокращения ее диафрагмы. Еще раз. И еще. Спрашиваю себя: что ее гонит? Зачем она это делает? «Конечно, фридайвинг считается экстремальным видом спорта, но мало кто из нас впадает в крайности, — делится со мной один из ее товарищей по клубу. На сегодня он закончил тренировки и сидит на краю бассейна. — Не надо бить рекорды или выигрывать соревнования, чтобы получать удовольствие от фридайвинга. Это просто путь к глубокой релаксации». — «Регулярно тренируясь, я намного лучше понимаю свое дыхание, — поддерживает его Оберхубер, не отрывая взгляда от партнерши. — Я даже начал заниматься йогой, чтобы совершенствоваться. Сейчас, если в офисе меня что-то раздражает, достаточно короткого комплекса дыхательных упражнений, и я снова спокоен. Коллеги даже не заметят». И сами тренировки проходят в ритуальном спокойствии. По большей части Айхнер и Оберхуберу хватает жестов, чтобы понять друг друга. Вокруг них в бассейне царит суматоха, но оба остаются невозмутимыми. «Пять ноль четыре», — сообщает Оберхубер, когда Айхнер поднимает лицо из воды. «Я в порядке», — следует ответ. Фридайвинг — это напряжение и расслабление. Речь о том, чтобы осознать стрессовые реакции и научиться их регулировать. Заглянуть в лицо страху — но и определить ту точку, когда организм на пределе и настало время по-настоящему вдохнуть. Путь к свободе дыхания идет через освобождение себя. Может быть, поэтому фридайвинг становится всё популярнее.

Под душем Штефани щедро поливает себя гелем. «Это займет время, — смущенно улыбается она, сражаясь с гидрокостюмом. Я предлагаю помощь, но Айхнер предпочитает справиться своими силами. — Труднее всего с верхней частью. Каждый раз, стягивая ее, я боюсь в ней застрять. Фридайверша задохнулась в душе в собственном неопрене — какая ирония!»

В БЕЗВОЗДУШНОМ ПРОСТРАНСТВЕ

Где лежат границы возможностей человеческого тела? А где границы человечества? Поиск ответа выводит во враждебное жизни пространство. Туда, где дыхание больше не происходит само по себе: в морские глубины, в космос. В шестидесятых новые технологии продвинули пилотируемые космические полеты в пределы возможного. Вызов для инженеров NASA: они должны предсказать, что могут значить для астронавтов поврежденный скафандр или пробоина в космическом корабле. Решение: просторная вакуумная камера. В ней можно имитировать температуру и излучение в различных слоях земной атмосферы. Самый рисковый из всех испытуемых, Джим Леблан, в 1965 году вошел в такую камеру. «Чувствую себя почти идеально», — жизнерадостно рапортовал он инженеру по радиосвязи, пока снижали давление. Это был не первый тест такого рода. Однако космическая медицина еще являлась молодой научной дисциплиной. Только в 1949 году берлинский физиолог Отто Гауер опубликовал первый труд по невесомости и ее предполагаемом влиянии на организм. «Поначалу полагали, что отсутствие силы тяжести и вследствие этого перемещения жидкостей от нижних конечностей к голове приведет к отеку легких астронавта. Но это не так», — говорил в своем интервью доктор Ганс-Христиан Гунга, физиолог знаменитого госпиталя Шарите в Берлине и профессор космической медицины. Следующим шагом исследователи пытались сбалансировать температуру при нахождении в космосе. Теплота зависит от движения молекулярных частиц: то, что мы воспринимаем как температуру окружающей среды, всего лишь дробь молекул воздуха по нашей коже. Между галактиками царит почти полный вакуум. Количество частиц в нем мизерно. Соответственно, там невыносимо холодно. А в прямых лучах Солнца температура может достигать плюс 135 градусов и выше. Скафандр должен сбалансировать это.