Погоня [журнальный вариант] - [6]

К тому времени, как Лекёр кончил говорить, инспектор Сэлар уже пришел, ему и идти-то было — завернуть за угол с набережной Орфевр. Вид у него был импозантный, особенно в этом его просторном пальто. Широким движением руки он приветствовал троих дежурных, а затем, схватив стул так, словно это был пук соломы, развернул его и тяжело сел.

— Что мальчик? — осведомился он наконец, не сводя с Лекёра внимательных глаз.

— Не понимаю, почему он перестал нас вызывать.

— Вызывать?

— Ну, словом, привлекать наше внимание.

— Но зачем ему вызывать нас и — молчать?

— Предположим, его преследовали. Или он преследовал кого-нибудь.

— Я понимаю, что вы имеете в виду… Послушайте, Лекёр, ваш брат, у него что — денежные затруднения?

— Он живет бедно, это верно.

— И все?

— Три месяца назад он потерял работу.

— Какую работу?

— Он был линотипистом в «Ла Пресс» на улице Круассан. Работал в ночную смену. Он всегда работал по ночам. Это у нас фамильное…

— Как случилось, что он лишился работы?

— Я предполагаю, что он с кем-то повздорил.

— Он женат?

— Его жена умерла через два года после того, как они поженились, оставив его с десятимесячным ребенком.

— Он его сам воспитал?

— Сам, все сам. Прямо перед глазами у меня стоит, как он купает мальчонку, меняет ему пеленки, греет молоко…

— Это все не объясняет, почему он ссорится с людьми.

— Верно. Только словами это очень трудно выразить.

— Раздражителен?

— Не совсем. Вся штука…

— Что?

— Дело в том, что он никогда не жил, как все.

— Считаете ли вы, что он был способен убить эту старуху?

Инспектор пыхнул трубкой. Слышно было, как ходят в комнате наверху. Двое копались в своих бумагах, делая вид, что не слушают разговора Лекёра с инспектором.

— Она была его тещей, — вздохнул Лекёр. — Вы все равно бы это узнали.

— Они не ладили?

— Она его ненавидела.

— Почему?

— Считала его виноватым в смерти дочери. Похоже, что ее можно было спасти, если бы операцию сделали вовремя. Брат был не виноват. Врачи в больнице отказались ее принять. Какие-то идиотские придирки по поводу того, что у нее бумаги были не в порядке. Но мадам Файе считала, что во всем виноват Оливье.

— Они виделись?

— Разве только когда встречались на улице, да и тогда они не разговаривали.

— А мальчик знал?

— Что она была его бабушкой? Не думаю.

— Вы полагаете, отец ему никогда ничего не говорил?

— Алло!.. Да. Инспектор здесь. Не отходите.

Он передал трубку Сэлару.

— Это Жанвье.

Положив трубку, инспектор проворчал:

— Доктор Поль утверждает, что преступление было совершено между пятью и половиной шестого утра.

— Они нашли орудие убийства?

— Нет. Это мог быть молоток. А еще более вероятно — кусок свинцовой трубы или что-нибудь в этом роде.

— Деньги нашли?

— Только кошелек, в нем немного мелочи и ее удостоверение личности. Скажите-ка, Лекёр, вы знали, что она дает деньги под залог?

— Да. Знал.

— И еще вы говорили мне, что брат ваш остался без работы?

— Да.

— Консьержка этого не знала…

— Мальчик тоже не знал. Ради мальчика-то он и не распространялся об этом.

— Вы отдаете себе отчет, на какие мысли это наводит?

— Да.

— Вы и сами об этом подумали?

— Нет.

— Потому что он ваш брат?

— Нет.

— Сколько времени прошло с тех пор, как этот убийца начал орудовать? Девять недель, не так ли?

Не спеша Лекёр проглядел колонки в своей книжке.

— Да. Чуть больше девяти. Первый случай был двадцатого октября, в районе Эпинетт.

— Вы говорите, что ваш брат не сообщил сынишке, что он безработный… Значит ли это, что по вечерам он по-прежнему уходил из дому, как будто шел на работу?

— Да. Он и думать боялся сказать ему об этом. Понимаете… Это трудно объяснить. Он души не чаял в мальчике. Сын — это для него все, ради чего стоит жить. Он для него стряпал, укладывал его в постель перед уходом и будил по утрам…

— Это не объясняет, почему он не мог ему сказать.

— Для него непереносима была мысль, что в глазах ребенка он будет выглядеть неудачником.

— Но чем же он занимался по ночам?

— Перехватывал случайную работу. Когда с ним случался один из его приступов…

— Приступов чего?

— Астмы… Его схватывало время от времени… Тогда он отлеживался где-нибудь на вокзале, в зале ожидания. Однажды мы с ним так целую ночь просидели, все говорили…

— А теперь предположим, что мальчик проснулся сегодня рано утром и увидел отца в окне комнаты мадам Файе.

— Окна замерзли.

— Вряд ли, если окно было открыто. Множество людей спит с открытыми окнами, даже в самые холода.

— К брату это не относится. Он всегда мерз. И он слишком беден, чтобы транжирить тепло.

— Ну, что касается окна его комнаты, мальчику стоило лишь процарапать изморозь ногтями. Когда я был мальчишкой…

— Да. Мне тоже приводилось… Но дело-то все в том — было ли открыто окно у старухи?

— Оно было открыто, и в спальне горел свет.

— Я все думаю: куда же мог уйти Франсуа?

— Мальчик?

То, что он все время возвращался к мальчишке, удивляло и даже несколько приводило в замешательство. Положение, вне всякого сомнения, было запутанным и запутывалось еще больше по мере того, как Андрэ Лекёр в своей спокойной манере сообщал инспектору самые что ни на есть компрометирующие детали о своем брате.

— Когда он вернулся сегодня утром, — снова начал Сэлар, — он принес с собой несколько свертков. Вы понимаете, что…