Погоня в тумане - [29]

А дальше опасные непредвиденности стали напластывался одна на другую. Влезть в машину так, чтоб остались следы только двух человек, им не удалось. В Ниде их заметил автослесарь Владас Венчюрюс и женщина-диспетчер — и тот, и другая по фотографии опознали ночных пассажиров. И просто непростительная неосторожность была допущена Ромейко с местной колхозницей Элене Райбужас. В автобусе он всю дорогу разговаривал с ней. В результате Райбужас запомнила и Вальдиса с Мартыновым, садившихся в автобус на Клайпеду, и Спиридонова с Ромейко, поехавших вместе с ней. Когда я показал Райбужас фотографию Ромейко, она опознала его.

Трофимов жестом остановил Денисова.

— Вы не допускаете, что Райбужас могла ошибиться? Осенняя ночь, вдобавок густой туман, тусклое освещение на автостанции, тусклые лампочки в автобусе… Да и обычное женское стремление быть причастной к важным событиям…

— Нет, товарищ генерал Райбужас не похожа на легкомысленную кумушку. Она долго не хотела помогать нам, чтоб ненароком не оговорить невиновных. И только когда убедилась, что мы разыскиваем опасных преступников, без колебаний показала на Ромейко: «И я ему враг, если он такой!»

— Других доказательств вины Ромейко у вас нет?

— Есть, конечно. Среди них и такое. Ни Ромейко, ни другие члены его группы не прибывали в Калининград ни на самолете, ни на поезде, ни в автобусе. Это установлено точно.

Ромейко снова нарушил предписанное ему молчание:

— А если я покажу авиабилет, выписанный на мое имя?

— Тогда я скажу, что билет фальшивый, — холодно ответил Денисов. — Вы вышли на наши берега из моря, а не из самолета. И в то время, когда вы, по вашим словам, находились в порту, чтоб, якобы, защищать его, вы в кафе поджидали Вальдиса. Вот относящийся сюда снимок. — Денисов вынул из портфеля фотографию. — Обратите внимание, как тесно соприкасаются руки этих двух людей, как Ромейко повернул голову к Вальдису — тот, очевидно, что-то шепнул ему, проходя. Это продолжалось мгновение: быстро сомкнувшиеся руки, ловко переданная катушка. Но для Ромейко мгновение это роковое, оно изобличает его.

Трофимов задумчиво сказал:

— Веский снимочек… Ну, а, может быть, руки их соприкоснулись случайно?

— Маловероятно, ибо есть еще несколько снимков. — Денисов подал новые фотографии. — Вот эти — до встречи. Вальдис берет поднос, а перед этим что-то выхватывает из кармана и зажимает в руке. Видите, он держит поднос всего двумя пальцами, остальные что-то прихватывают. А этот снимок — после встречи: Вальдис направляется к свободному столику и уже держит поднос всей пятерней, а у Ромейко рука в кармане — видимо, спрятал что-то, полученное от Вальдиса. По-вашему, эти картинки неубедительны?

— Основательны, скажем пока так. Полностью доказательны они будут, если у Ромейко найдут катушку с фотографиями объекта.

— Эту катушку уже нашли, я уверен в этом. — Зазвонил телефон. Денисов откликнулся. Глаза его заблестели. — Получайте, — сказал он генералу. — В чемодане у Ромейко обнаружена катушка с пленкой, сейчас ее будут проявлять. — Он обернулся к Ромейко: — Интересно, что вы теперь придумаете?

Ромейко хладнокровно ответил:

— Фотограф-любитель. В свободное время щелкаю фотоаппаратом.

— О, конечно! Фиксируете аллеи в парке и детишек у фонтана!

— Будете опровергать обвинения? — спросил Трофимов Ромейко.

Тот деловито посмотрел на часы.

— Подожду. Пленки не доставлены, поклепы еще не все исчерпаны Отвечу разом.

Генерал обратился к Денисову:

— Расскажите, как у вас появилось подозрение, что Ромейко — руководитель диверсионной группы?

Денисов знал, что ему зададут этот вопрос и потребуют точного ответа. Но это был единственный вопрос, на который он не мог ответить точно. Наверно, не было вообще такого момента, чтоб до него — верил Ромейко, а после — заподозрил. Все происходило сложнее. Сперва появились досада и удивление, удивление превратилось в недоумение, недоумение породило неверие.

— Нет, подробнее, подробнее, — потребовал Трофимов, заметив, что Денисов собирается отделаться общим ответом.

Денисов подчинился. Ему, разумеется, не понравилось, что прислали непрошеного помощника, он опасался, что Ромейко будет не в меру придирчивым критиком. И его удивило, насколько за десять-двенадцать лет переменился человек. Он помнил «шебутного Антона», как тогда называли Ромейко, веселым, непоседливым, сердечным и смелым пареньком, а перед ним стоял резкий, язвительный, самовлюбленный чиновник. Недоумение возникло, когда выяснилось, что Ромейко, поехав на Курскую косу, не удосужился заглянуть ни на турбазу, ни в Ниду. Он, несомненно, побаивался, что его признают и Тигунов, и Владас Венчюрюс, и Мария, и Райбужас. Он избегал опасных свидетелей своего ночного пребывания на косе. Он отговорился, что не любит устраивать допросы, тем более — повторные. Но это объяснение не рассеяло недоумения — он должен был вести себя по-иному. А затем выяснилось, что Ромейко слишком уж примитивно толкует вражескую операцию и в запальчивости поворачивает розыск на ложный след. Так появилось недоверие. А оно повлекло грозный вопрос — зачем он это делает?

— Подозрение у вас возникло до того, как Ромейко повстречался с Вальдисом? — уточнил Трофимов.