Поэзия США - [20]

Зачем она к отчизне устремилась?

Не потому, что, шар оплыв земной,

Она за чудом приплыла домой,

Не для того, чтоб адресов на тридцать

Направить гордо карточки и скрыться,

Остановиться, сделать ручкой жест

И прошуршать парчой на весь подъезд,

Привлечь вниманье щеголей банальных

И дурочек затмить провинциальных,

На скачках местных первенства достичь,

Потом произнести жеманный спич

И веер взять, показывая руки,

И выйти в круг, заслышав танца звуки, —

Или сидеть с тоскующим лицом,

Но всякий промах подмечать тайком,

Или беседу повести о нравах,

О зле, добре, о правых и неправых,

Об обществе, об общем и своем,

Все перебрать: обеды, мебель, дом,

Покуда с возмущением не глянут

Все те, кто не был ею упомянут,

Дар гордого Нанкина чай глотнуть,

Уйти и на прощанье подмигнуть…

Жаль тратить годы и открыток ворох

Вот так, начав молчаньем, кончив в ссорах,

И наконец оставить дружбы пир

С досадою на небеса и мир.

У нас в привычке — дни или минуты

С веселым сердцем посвящать кому-то,

В содружестве сердца соединять

И вид всегда небрежный сохранять,

Касаться лишь доступных всем реалий —

Как-то вопрос супружества, морали,

Всех оделять симпатией своей,

Облагородив дерзкий пыл страстей,

Забавиться и быть забавным — то есть

Строй привносить в общественную совесть,

Смеяться и с достоинством пройти

Все рытвины на жизненном пути,

За стол гостеприимный сесть обедать,

Манящих лакомств родины отведать,

Всем отвечать с акцентом добродушным,

Не огорчать уходом нерадушным,

С людьми поладишь — жизнь пойдет на лад,

Год проведешь среди земных услад.

О, трижды эта жизнь благословенна

В довольствии и тишине блаженной,

Где вещь любая светит и цветет

И лишь порой придет волна невзгод —

В родном краю, где нежно смотрят весны

На землю молодости плодоносной,

Где чувствуешь тепло со всех сторон

И всякий путь огнями озарен,

Где даже в час, как буря завывает

И белый парус нежно надувает,

Спокоен мир, и полная луна

Над цепью островов наклонена,

И серебристым лунным светом полны

Чуть видные на синей глади волны.

И в час, когда над родиной покой

Или когда бушует вал морской,

Взгляд узнает знакомые пунктиры —

Родимых берегов ориентиры.

ДЖОН ТРАМБУЛЛ © Перевод А. Эппель

ИЗ ПОЭМЫ «РАЗВИТИЕ ТУПОСТИ»

Том Болвэйн

«Наш Том развился в крепыша —

Нарадуется ли душа?

Послушен он, прилежен он,

Сообразителен, смышлен.

Учитель уверял к сему,

Что Том — первейший по уму! —

Читает, пишет, в счете скор,

В Законе Божием остер

И каждый вытвердил учебник:

Равно букварь, псалтирь и требник.

Он сотворен для высших дел,

Недаром низкий труд презрел,

И, верю, будет наш наследник

В свой час изрядный проповедник.

Пошлем, жена, мальчишку в колледж

Ведь где наука — в доброй школе ж!»

        Так мать-отец совет держали,

Поскольку сына обожали.

А где? За ужином? На ложе?

Такое уточнять негоже.

        И вот мальцу почет и честь,

Забот же и печалей несть;

Ему не надо на заре

Гнать скот по утренней поре;

Не надо, взмокнув до портов,

Спускать на жатве семь потов;

Ни бить цепами на току,

Ни в снег брести по большаку.

Хозяйству на прощанье он

Отвесил до земли поклон,

И вот уж праздность с ним сам-друг,

Считай — неприложенье рук.

        Вот у священника в дому

Учиться стал он кой-чему.

А тот и сам проспал науку

В младые лета, как докуку,

И, знавший не один язык,

От таковых давно отвык,

Поскольку главной из забот

Считает дом свой и доход.

* * *

        Два года длился сбор познаний.

Пора и в колледж — Мекку знаний.

Священник с помощью отца

Туда вдвоем везут мальца.

Не примут — с помощью письма

Представят (хоть и туп весьма),

Что он умен, что он учен,

Что он в науках отличен;

Упорен столь, что не одну

Готов пересидеть луну,

Усидчив столько, что нет-нет

Перекорпит закат планет;

А скуп в ответах — ну и что ж?

Экзамен же ввергает в дрожь!

А мальчик между тем всезнающ,

Пытлив и многообещающ.

Примите! — он обгонит всех

Без промедлений и помех!

Опять же и доход отца

Так мал, что не вскормить мальца.

        За словом — дело. Бравый Том

Был принят. Как? Молчок о том.

Сперва дивится он всему,

Но праздность снова — стук к нему!

Нельзя ж себя приговорить

Башкой по целым дням варить

И, помирая от зевоты,

Удвоить прежние заботы,

В короткий постигая срок,

Что адских мук страшней урок.

Дрема долит, а значит, вправе

Он извиниться non paravi[10]

И, бывши egresses[11] и tardes [12],

Не опечалиться о парте-с.

Ведь книги (провиант ума)

Вредны здоровью, и весьма;

Своими буковками греки

Терзают зренье. Брякнут веки,

Как все равно что от вина,

Тому еще латынь вина;

В геометрический ж чертеж

Вникая, все мозги свернешь…

        Хворает всетелесно Том.

Ах, дело в чем? Ах, дело в том,

Что спазмы, фебра, истощенье

Плюс флюс — суть минус страсть к ученью.

* * *

        Хвати нас приступ хоть мигрени,

Пособник праздности и лени!

В унылых колледжа стенах,

Печалясь о его сынах,

Ты — в пику здравому уму —

Сильней порядка посему.

Освободитель от уроков,

Слуга безделья и пороков,

Ленивцев ты сберегатель

И нерадивцев покрыватель,

Глухих к взысканьям и приказам,

Плюющих на высокий разум.

        Меж тем прилежный — так бывает! —

Одну лишь тупость усвояет,

Презрев, как чернь аристократ,

Родимой речи слог и склад;

И отрицатель он искусств,

Патронов языка и чувств;

И древних авторов листы

Долбя, не зрит в них красоты;