Поэзия народов СССР XIX – начала XX вв. - [32]

Обеты супружества, верные клятвы,

Огонь поцелуев и нежную речь —

И ныне они, как она, безвозвратны.

Былого блаженства счастливые дни

Расстались, как тени мелькнувшие, с нами,

Жила наша радость мгновенья одни —

Ее я теперь искупаю слезами.

Так я средь людей, неутешный, живу;

Но, друг мой, с тобой я мечтами моими,

Всечасно с тобою — во сне, наяву

Твое повторяю любимое имя.

Порою мне кажется: вижу тебя

И слышу знакомый твой шаг в отдаленье,

Зову и молю — но, безмолвно скорбя,

Глядишь ты, не в силах продолжить движенье.

Ко мне не идешь ты! Забыто ль тобой,

Что были тебе колыбелью объятья?

Забыты ли говор и шепот ночной

И ласки, что мог принимать и давать я?

И если все будет и далее так

И сил недостанет скитаться по свету,

Я лягу под землю, в таинственный мрак,

И вырежут надпись надгробную эту:

«Здесь, в этой могиле, вдовец погребен,

Что умер, все силы от скорби теряя,

И слово последнее вымолвил он:

«Супруга моя, одинок без тебя я!»

Георге Асаки (1788–1869)

^{34}

Обезьяна на маскараде Перевод А. Коренева

Жил философ в царстве некой,

Одинокий, как паук,

Слыл он мудрым человеком,

Знал он тайны всех наук.

И свой собственный музей

Он собрал с планеты всей.

Раковины, камни, перья —

Все предметы охватил.

Под картиной Рафаэля[55]

Дремлет нильский крокодил.

И каких только чудес

Не перебывало здесь!

Пополнял он днем и ночью

Свой паноптикум всерьез.

В общем, говоря короче,

Обезьяну он привез.

Обезьяну — как ни странно, —

Скажем без обиняков,

Он привез орангутанга

С африканских берегов.

Поселил — живи, дыши…

И не чаял в нем души.

День за днем, от мира спрятан,

Он, не слыша ничего,

Над старинным фолиантом

Хмурил бледное чело.

И, завален, увлеченный,

Манускриптами по грудь,

Мог лишь вечером ученый

Час-другой передохнуть.

С обезьяною, шутя,

Забавлялся, как дитя.

Как-то раз о маскараде

Кто-то мудрецу сказал,

И мудрец, забавы ради,

Обезьяне заказал

Пышный праздничный костюм

(И взбрело ж ему на ум!),

Самый яркий, самый модный —

Чтоб не выглядеть смешно,

В полном блеске, с позолотой,

Красочное домино!

И достал еще старик

Важный, с буклями, парик.

Все на совесть, без изъяна,

Подобрал он, шутке рад.

Как принцессу, обезьяну

Разодел на маскарад.

Маску выбрал

И, как в сказке,

В туфли бальные обул.

И перчатки, без опаски,

Ей на пальцы натянул.

Мордочка, как кабачок,

Скрылась в маске. И молчок!

Обеспечен, честь по чести,

Пышный выход — в высший свет,

И, с присущим ей кокетством,

К носу поднося лорнет,

Вся, как облако, бела —

Обезьяна в зал вплыла…

Старец медленно под ручку

С ней идет, народу — страсть!..

Гомон, давка и толкучка,

Негде яблоку упасть.

Рев оркестра, бубнов гром.

Каждый лезет напролом.

Музыка. Цыгане. Танцы.

Аферисты, иностранцы.

Желторотые юнцы

И степенные отцы.

Ведьмы — вровень с молодыми —

Томно держат веера.

Вздор бредовый — по-латыни —

Изрекают доктора.

Высший свет и полусвет,

И кого здесь только нет!

Дама, что на все готова,

Скромно опускает взгляд.

Исполняет роль немого

Говорливый адвокат.

И мои герои тут,

В пестрой сутолке идут.

Их толкают справа, слева,

Пятятся на их пути.

Обезьяна королевой

Выступает впереди.

И уже и тут и там

Слух ползет по их пятам.

И глядят уже с опаской,

С уважением, всерьез…

Кто скрывается под маской? —

Вот мучительный вопрос,

Интригует чрезвычайно:

Что же под собой таит

Столь сановное молчанье

И величественный вид?

Шепчут вслед,

Прищуря глазки,

Всех маститых перебрав:

— Знаете, кто в этой маске?

Это — иностранный граф…

— Бросьте, то английский лорд

Так величественно горд…

— Вот те крест, сомненья нету

Кардинал… Проездом в Рим…

— Я скажу вам по секрету,

То китайский мандарин!.. —

Сборище новинке радо.

Всем знаком и взгляд и рот.

Кто — венгерского магната,

Кто — микадо

Узнает…

Дамы ахают и тают,

Множа громкую молву.

Все мартышке угождают,

Назначают

Рандеву.

По причине бенефиса

Дарит ей билет актриса,

Меценат зовет на пир.

Векселей сулит банкир.

И сует рецепт особый

Друг-аптекарь, тут как тут…

В общем, важную персону

Все, без исключенья, чтут.

Ух, в каком она почете!

Все чины, за рядом ряд,

На протекцию в расчете,

Перед нею лебезят…

И небрежно, свысока

Оттирают старика…

И тогда —

Решив в отместку

Тайны больше не беречь,

Снял он с обезьяны маску

И сказал такую речь:

— О безмозглые бараны,

О слепое дурачье!

Вы всему чужому рады,

Презирая все свое.

Ну-ка, посмотрите сами —

Вот пример перед глазами!

Вот чему спешили разом

Вы поклоны принести.

А достоинство и разум

Здесь, как видно, не в чести.

Вам, что пресмыкались рьяно,

Правда, видно, не нужна.

Будь хоть черт, хоть обезьяна,

Лишь бы — мантия пышна!

А невежество хранит

Гордо-молчаливый вид,

И глупцы — во все века —

Пышно рядятся в шелка…

Замер зал. И тихо стало.

Гасла за свечой свеча.

Лишь мартышка приседала,

До упаду хохоча.

Слово Сократа Перевод Ю. Петрова

Строил дом себе Сократ[56],

А соседи все подряд

Кто с упреком, кто с советом:

— Нет пропорций в доме этом!..

— Планировка бестолкова!..

— Право, для лица такого

Маловат и тесен дом!.. —

Так судил народ кругом.

Возникали эти мненья,

Словно на воде круги,

И Сократ вознес моленья:

— О Афина[57], помоги!

Я клянусь тебе, богиня,

Заплатить любой ценой,

Чтоб входили в дом отныне

Лишь друзья — никто иной!

Ибо при таком условье, — мудро рассудил Сократ, —

Дом окажется просторным, — был мыслитель прав стократ.