Поэзия народов СССР XIX – начала XX вв. - [31]

Тобою всегда помыкали,

Ты был подъяремным века,

И душу твою обокрали,

У ней даже нет языка!

Очнувшись от грозной беды,

Боязни исполненный, ты

Не волен и крикнуть «спасите», —

Ты должен «спасибо» кричать.

Услышьте же это, узнайте,

Кто сердцем готов услыхать!

1913

«Ой, скатилася звездочка, скатилася…» Перевод А. Прокофьева

Ой, скатилася звездочка, скатилася,

Ты ушла от нас и не простилася,

Не простилася, не распрощалася,

И куда ушла — не сказалася.

Я же тебя лечила, сберегала,

На снег наговорный клала,

Сквозь хомут продевала

И поила липовым цветом, —

Почему ж ты мне сделала это?…

1914 или 1915

Лявониха Перевод М. Комиссаровой

Ах, Лявониха, Лявониха моя!

Помяну тебя хорошим словом я, —

Черный пух бровей, изогнутых дугой,

Очи яркие, взгляд быстрый и живой.

Вспомню я твою походочку и стать,

Вспомню я, как ты умела целовать.

Ой, Лявониха, Лявониха моя!

Ты певала голосистей соловья.

В пляске первым отбивал твой каблучок

И «метелицу», и «юрку», и «бычок».

А как жать начнешь ты свой загон,

Нерадивый даже ахает Лявон.

Ой, Лявониха, Лявониха моя!

У тебя ведь пол-деревни кумовья.

Знала ты, как пригласить, и угостить,

И уважить, и в тоске развеселить.

Знала к месту слово доброе сказать,

А порой — и к сердцу накрепко прижать.

Ой, Лявониха, Лявониха моя!

Дай же бог тебе счастливого житья!

Дай на свете белом радостно прожить!

Всех вокруг, как веселила, — веселить!

Чтоб не раз тебя с отрадой вспомнил я,

Ой, Лявониха, Лявониха моя!

1915–1916

Алесь Гурло (1892–1938)

^{32}

Не гасите огней! Перевод В. Цвелева

Не гасите огней! Пусть горят веселей,

Пусть искрятся во тьме, среди ночи…

Не гасите огней! Пусть их отблеск ясней

Просветляет дремотные очи.

  Не гасите, довольно потемкам царить.

  Пусть растет, разгорается пламя,

  Путь-дорогу во мраке пора озарить,

  Вдаль туман улетает клоками…

Не гасите огней, пока ночь не пройдет.

Пока солнце земли не согреет,

А погожий денек серебристо блеснет, —

Темный жизненный путь посветлеет.

1910

Сеятелю Перевод Л. Хаустова

Встало солнце над пашнями жгучее.

Ты дождался желанного дня.

Грудь вздымается песней могучею,

И летит ее слово певучее,

Над распаханным полем звеня.

Отгоняешь ты думы тоскливые,

Сеешь полною горстью с утра.

И взойдут небывалою нивою

Зерна радости, счастья, добра.

Сей же, сей! Наступила пора!

Вот и первые всходы виднеются,

Где прошел ты по нивам родным.

Значит, можно и ждать и надеяться.

Если счастье взошло, зеленеется, —

Верь, что скоро мы встретимся с ним.

1912

Заблестели в темной дали маяки… Перевод Н. Брауна

Заблестели в темной дали маяки…

Ну, садитеся за весла, моряки:

Ну, сильней, сильней откинемся назад,

Встречных волн мы перережем длинный ряд.

Нам не страшен ветер северных сторон,

Пустим смело, пустим быстро мы свой челн,

Пусть качается, колышется, летит,

Скоро, скоро счастье дали озарит.

Песня, лейся и звени сильней, струна,

Подгоняйте веселее бег челна!

Ближе стали золотые огоньки.

Вот и берег. Вскиньте весла, моряки!

1916

Из молдавских поэтов

Константин Стамати (1786–1869) Переводы Ю. Петрова

^{33}

Честный человек

Не надо мне процветанья имущего гордеца,

Который живет в достатке с тех пор, как открыл глаза,

Ведь я — как листва сухая, гонимая без конца

Куда-то, по воле рока, куда унесет гроза.

Ищу я, ищу я друга, который мне даст покой,

Но близкой души не встретишь, не сыщешь ее нигде,

И нет, увы, утешенья в жестокой толпе людской,

А только врагов злорадство, радующихся беде.

И вот ничего мне люди не дарят и не сулят,

Ведь честному жить несладко с негнущейся головой:

Толкуют, что он в пустыне находит душевный лад, —

Скажу, что он лишь в могиле покой обретает свой.

Бедный юноша и барышня

Я бы хотел, Елена, чтоб ты таила это —

Что я любим тобою; ведь я бы счастлив был

Таким бесценным даром в мальчишеские лета,

Когда молчит рассудок и властен сердца пыл.

Хочу я, чтобы счастью все дни мои служили —

Так некогда трудился Иаков для Рахили[54].

Я бы хотел, Елена, чтоб бедною была ты,

Чтоб жизнь в довольстве, в неге была добыта мной:

Из мрамора чертоги, роскошные палаты

С одеждой дорогою, мехами и казной,

Чтоб жемчуга, как зубы, улыбкою сияли,

Очам твоим равнялись сапфиры и эмали.

Я бы хотел, Елена, чтоб не такой красивой

Была ты — чтоб я выбрал, что мне милей в тебе:

Твои душа и сердце налиты кроткой силой,

Они-то неизменны в изменчивой судьбе.

Но слишком хороша ты, не будешь ты иною…

О, сможешь ли, дочь неба, моею быть женою?

Синие глаза

Я видал сиянье слез из синих глаз,

Как алмазы — слезы на твоих щеках

Или как росинки в предрассветный час

На фиалках юных, на легких лепестках.

Смеху и улыбке, нежной плоти рта

Нипочем и жемчуг и рубин смутить,

Синих глаз лучистых блеск и теплота

Вмиг меня умеют к жизни возвратить.

Я, как туча в ярком солнечном луче,

Золотом по мраку весело свечусь,

И душа, привыкшая быть в параличе,

Снова оживает, забывая грусть.

Синих глаз сиянье разгоняет ночь,

Скорбь, тоска и муки отлетают прочь.

Скорбь

Куда мне деваться от скорби большой?

Супругу любимую, смерть, отняла ты,

Я навзничь повергнут с разбитой душой,

Больной, обессиленный ядом утраты.

Не выразить горе ничем и никак,

И в горле моем застревают рыданья,

И сердце болит, и неровен мой шаг,

И грудь переполнили стоны страданья.

Лишь смерти дано бессердечно пресечь