Поэзия народов СССР XIX – начала XX вв. - [18]
Шрифт
Интервал
деньку
Греет, как солнце, оно.
Ой, ты не бойся, что злоба надутая
Шепот подслушает твой:
Ночь усыпила всех, сном всех окутала.
Не шелестнет и травой!
Спят твои недруги, дремой тяжелою
Скован надменный их смех…
Что ж нам, обманутым нашего долею,
Даже увидеться — грех?!
1870
«Коник». Фрагмент народной картины «Козак-бандурист». XIX в.
«Когда замкнется крышка гробовая…»
Перевод Б. Турганова
Когда замкнется крышка гробовая
И упокоюсь я в земле сырой,
Придет ли хоть одна душа живая,
Вспомянет ли приют печальный мой?
Кому ж прийти? Не песни — голос муки
Один, в тиши, когда-то поднял я;
А недруги мне связывали руки
И не пришли на помощь мне друзья!
Вдвоем с подругой верною — тоскою
Безвестным протащились мы путем:
Вся жизнь свелась к глухой борьбе с нуждою,
Великим не прославлена трудом.
И вот стою перед могилой ныне,
Под бременем давно угасших лет…
Так без росы, в пылающей пустыне,
Хиреет, вянет утлый первоцвет!
1877
Пир
Перевод Л. Вышеславского
Дворец сияет. В пышном зале
Вдоль стен высоких, тут и там,
Огни, как звезды, засверкали
Усладой праздною глазам.
Дымится снедь, и вина льются,
Посуда — в бликах золотых,
Столы едва-едва не гнутся
От яств роскошных, дорогих.
Багровые, пылают лица
На этом пиршестве ночном;
Как розы — дамы и девицы
Цветут за праздничным столом.
Едят и пьют не уставая,
Несется смех со всех сторон,
В бокалах зайчики играют,
Тарелок слышен перезвон.
Среди веселья, криков, шума
На хорах музыка гремит…
Но, как всегда, все та же дума
Меня терзает и томит.
Иные вижу я картины:
Снега… Угрюмые боры…
Поля и степи Украины,
В сугробах хаты и дворы.
Голодный люд без хлеба, соли
В своих потопленных хлевах,
Где нету света, нету доли,
Где только тьма да рабский страх.
Поникли головы от гнета,
И нету силы их поднять.
Среди кровавых слез и пота —
Немой покорности печать.
Повсюду смерть стоит у входа…
И как пойти мне может впрок
Бесстыдно взятый у народа
Вот этот лакомый кусок?
1882
Швея
Перевод А. Жарова
Прядка темная свисает,
Разметалась по щеке…
Над шитьем игла мелькает
В тонкой, худенькой руке.
Свет от плошки — на колене,
Там, где барское шитье…
И легли густые тени
Под ресницами ее.
Долгий кашель ночью долгой,
Стоны ветра под окном…
Взор усталый и голодный,
Незнакомый с тихим сном.
За работой вечно гнется,
В старый кутаясь платок…
Горько, видно, достается
Заработанный кусок!
1882
Борцу
Перевод М. Зенкевича
Окончилась мука твоя…
Идет золотая заря!
И в песне зеленых дубрав,
Воскреснешь ты вновь, величав,
И образ героя-борца
В ней будет звучать без конца.
Тебя не забудет народ,
Он в сердце твой след сбережет,
Недаром ты пал: твоя кровь
Вдохнула в нас к братьям любовь,
В сердца, что страдают от зла,
Отвагу и силу влила.
Мы в битве поднимем твой стяг,
И дрогнет испуганный враг,
А дочери светлых долин
Прославят тебя, исполин,
Прославят без слез на глазах, —
Слеза оскорбит лишь твой прах!
1882
Последняя дорога
Перевод Б. Турганова
Глухо. Мрачно. Лес дремучий…
Ни дороги, ни пути…
Небо сплошь закрыли тучи,
Не дают вперед идти…
Ветер воет псом голодным,
Ливень хлещет на ходу,
И под ливнем тем холодным
На кладбище я бреду…
Всё раскрали понемногу,
Кроме сердца и ума,
И осталась мне в дорогу
Лишь порожняя сума.
А ведь было, без сомненья,
В ней накоплено с утра —
И плодов благих ученья,
И душевного добра,
И кипящих сил без меры,
И мечтаний молодых,
И священной в правду веры,
И надежд, надежд живых,
Что потемки самовластья
Свет науки победит
И для всех, кто ищет счастья
Будет верный путь открыт,
И таким путем широким
Мы пойдем, плечо в плечо,
И навстречу, светлым оком,
Солнце вспыхнет горячо…
А пути-то все не видно, —
Глушь да темень, лес густой…
И кивает мне обидно
Ель кудлатой головой…
1893
Встреча
Перевод Л. Вышеславского
В снегах бесконечных, глубоких,
Где призрачно сосны качались,
В тайге на этапном привале
Они невзначай повстречались.
Сквозь мглу еле солнце светило,
Сосульки сверкали на хате…
Он был в своих тяжких оковах,
Она — в арестантском халате.
Воскликнули от удивленья,
И лица их вспыхнули жаром,
И каждый заметил бы сразу,
Что это волненье недаром…
На узников горе, и время,
И тюрьмы печать наложили,
Но все же в глазах их пылало
Все то, чем в былом они жили.
Слетело сердечное слово,
Сплелись ослабевшие руки…
Была в этом нервном пожатье
Бескрайность и счастья и муки.
А стаи вороньи на ветках
Сидели — свидетели встречи,
В их криках не слышала стража
Двоих затаенные речи.
Беседа лилась и кипела,
Как паводок бурной весною,
Про злые невзгоды в разлуке,
Про тяжесть неравного боя…
«Мы дружно за правду боролись,
Друзей своих не предавали,
За это нас, — молвил он тихо, —
Теперь в кандалы заковали.
Пусть выпала тяжкая доля,
Но все ж мы не станем рабами,
Пусть нас истязают и мучат, —
Победа все ж будет за нами!
Тюремщики нас унижают,
Железом скрутив наше тело,
Но думы не скрутишь цепями, —
Им жить и свободно и смело!
Чем больше земля оросится
Священною нашею кровью,
Тем воля настанет быстрее
И мир освятится любовью…»
Но тут же команда: «В дорогу!»
Свиданье прервала жестоко.
Слеза в ее взоре блеснула,
Вздохнул он печально, глубоко.
Кандальным испугано звоном,
Взлетев, воронье расшумелось,
А солнце, как будто спросонья
Зардевшись, на лес загляделось…
1902
Еще от автора Николоз Бараташвили
Рекомендуем почитать
