Поэзия - [9]

Чтобы смог я себя ощутить

Бурым, опаршивевшим медведем

И поднять вверх косматые лапы,

Трясти кандалами в ритме фанданго,

Смешанном с воем.

Ибо лето набросилось слишком внезапно,

Чтобы зима рискнула в это поверить.

Лето огнедышащее

Развенчанный шпиль церкви здесь неподалеку

Зовет к общению с неотомщенным Богом.

Мы принудительно лишь видимое видим:

Секирой огневласые главы

Отрублены у взглядов в неземное.

Бесформенное самый яркий цвет имеет:

Любовь багровей страстоцвета пламенеет,

И отрешенье снежное, зеленая тоска —

Искристей снега, зеленей листка.

Лишь выход в поле сделает доступным

Познание — и мудрый переступень

В белесых кудрях нам отдаст свое

Понятье огнедышащего лета.

Кто знает жизнь — безумно не мечтал

Узнать ее законы и приметы;

Неопытный считает, что украл

Огонь, когда он сам — лишь отблеск света.

Воистину, прекрасен не восход,

Мгновенно осветляющий окрестность,

А предвосходные часы: в благом тумане

Владений феи озера — Морганы —

Куст зверем кажется, а зверь — кустом.

Наш глаз рождается в краю пустом,

Но зренье оплодотворяет местность

Чудеснейшим соитием примет,

Припоминаний — горькую пустыню.

Бог-Глаз, Бог-Око, несомненно, есть,

Но слишком Он заметен, чтоб заметить…

Пока еще есть время (время есть!),

Сквозь пальцы ты прищурься на закат:

В багрянце ногти — это ты убил,

Убийство зренья — твой позор всецело:

Ты, одинокий, не мечтал о встрече с Богом,

Неотомщенным Богом бытия,

Который ждал, все время ждал

Тебя.

Стихи для огненнокрылого пса

«Далеко ли вы собрались?» —

Спросил я королей.

«Настолько далеко, чтобы,

вернувшись, мы могли сказать:

„Мы где-то были…“»

Боб Дилан

мы встанем из гробов, где мы лежали, думая о жизни,

и мы с тобой пойдем

по невесомым вздохов переулкам — пойдем ежевечернею прогулкой

и оросим кусты в невидимом саду

у нас есть столько сил и столько вожделений,

что завтра мы изменим то, что назовут вчера,

и в судорожные вечера

нас поведет живучий рак-отшельник

— туда, где раковины образов лежат

да, здесь была стоянка человека…

пустые створки все расстались с мясом,

и их блаженная сверкающая масса

лежит, как разродившиеся самки:

уже вне боли

— но еще вне счастья

мой пес, неужто ты и я, хоть и прожгли крылами

дырку в небосводе,

не заслужили бóльшую свободу,

чем эта высохшая скорлупа?

какой мальчишка запустил из трубки

горошину с насмешливым лицом? —

— о, все мы одурачены юнцом!

и мы заблудимся в безудержном тумане

и не найдем двери в стакане,

и мы залаем горько и покаянно:

«верните слову слова содержанье!»

и мы вернемся от Элеазара

с молчанием и страхом на устах,

но что скрываем мы, и чем

наш вызван страх?

возможно,

жаждой следующей прогулки.

Возвращение

Зверь времени линяет секундами.

Сколько дворников!

Сколько собирателей пуха!

Пересекаем коралловый песок в неясном свете.

Сколько ловцов ставит сети!

Звук перебирается, прижимаясь к стенам.

Из уха в ухо — от бесконечных лун на интегралы скрипок.

Что сталкивается на небесах:

пустые звезды или значение судеб?

Тени кругом — все в мантиях судей.

Мы возвращаемся в дом.

Возвращаемся в дом.

Выйди, сынок, встань на порог.

Это день возвращенья, ибо кости к суставам

стремятся.

Сколько мы ни уходим — круглое время.

Магеллан, Магеллан — ты седеешь,

но покинуть орбиту не смеешь,

так как время — почти что арбуз.

Совершенно кругло и лысо:

на планете король и крыса —

можно миловать, можно казнить —

все равно неразрывна нить

между futurum и plusquamperfectum.

Может свет невесомый гнить

между звездами, словно солома —

просто слишком время огромно

при гниении света звезд.

Мы возвращаемся в дом.

Возвращаемся в дом.

Только дело не в том, что мы постарели

и серый наждак беспробудной щетины

залег среди хрупких морщинок.

Дело совсем не в том.

Даже когда мы моложе были

и звуки музыки плыли

беспрерывным святым полотном,

выходя из дома — мы направлялись в дом.

Я возвращаюсь в сиянье и блеске —

сгнивший остаток былого начала.

Встреть, как встречала!

В расцвете, упадке или гниенье —

все на пути возвращенья.

И непониманье и откровенье —

все в возвращенье.

Косари

Трава привстала на носки корней.

Обабок потный в капюшоне листьев,

Качаясь на чешуйчатой ноге,

Заворожил осклизлые грибы.

Он — дервиш

Поющих луж, проселков,

Косарей, лежащих на листве

Вокруг истлевшей бочки, из которой

Полтысячелетия сочится мед.

И ржавчина и гниль на месте кос

Нисколько не смущают захмелевших —

Они безумно смотрят на покос.

Их дождь корит, гноя густые травы,

Но самый старший косарь говорит:

«Там, где мы хоронили наших предков,

Все смешано насмешливо и зло,

То тимофеевки клонится колос редкий,

То вежливо бормочет плевелье.

Кто вложит шибболет в цветущие уста?

Кто лезвие направит, не робея?

Мы знаем, что косы ждет орхидея,

Но к орхидее не пройдет коса!

Ведь все меняется, не глядя, лепестками,

И охмуряет этим меткий глаз:

Вот горицвет пылал огонь-цветками,

Но глянь — и там пырей, где он погас.

И меткий глаз становится глупей,

И гнева царского предожидает шея:

Изменник воронов — из рода голубей

Иль ворон, только статью похищнее?

Никто нам не подскажет, как нам быть.

Пришла пора косить, да только что косить?

Мы на краю покоса коченеем!»

У сельской дороги

Грязь унизить нельзя.

Попирай хоть ногами —

Только всхлипнет, глотая твой след.

Серо-коричневая, все та же —

Равнодушный кисель,