Поэзия - [12]

Шрифт
Интервал

То, что испугавшись выключателя,
скроется и больше мне не встретится.
Не бойся. Не визжи. На стол не прыгай.
Это просто карликовый тигр
воспоминаний, жвала навостривший,
паутину в туалете свивший.
Бесполезно плакать в коридоре —
встань к окну, и ты увидишь море,
огненное и бесформенное.
Первый день Содома,
первый день Гоморры.

«Это еще не ненависть: так, лишь вспыхнула спичка…»

это еще не ненависть: так, лишь вспыхнула спичка,
выхватив из темной комнаты два безликих лица
плачущие, звериные, не знающие, какого черта ради
они глядят и дышат одно в другое
это еще не ненависть: легкий зуд на шкуре огромного
черного животного,
лижущего лоно той, которой мы страшно боимся,
будучи ее сторожами и кормилицами
это еще не ненависть: случайная пощечина
в ресторане,
после которой, как это ни странно, все остается
по-старому,
и те же босые желания, спрятавшиеся
под диванами —
босиком по грязному полу
это еще не ненависть: только легкое брюзжание
перед иконой, смысл которой еще не осознан
это скитания в темных лесах подсознания,
нечто неосязаемое
это еще не ненависть: только лишь вид бурления
некой вязкой жидкости,
вечное промедление
это — словно где-то на помойке
среди банок консервных зачинают дитя
и на этой помойке пробуждается жерло вулкана

Поминки по упоению

босоногое упоение отыскивает осколки стекла
кровяные прожилки стопу в лепесток превращают
расцветает нога и испугано вьется поломанным
стеблем
(черный траурный бархат на листьях
молчащей в тени неизвестной травы)
мы его пригласили на праздник вчерашний,
но прогнали, как только дождались зари
серая завязь утра расступились, дорогу ему уступая,
и пошли мы печальной дорогой, где лезвия стеблей
скрежещущих безустально точит тростник
мы не знаем причины, но, верно, оно забежало
случайною гостьей
и потребность в себе не прочло в наших
бесплодных глазах
…и рыдай, и стенай, и страдай!
но не смей страстно клясть.
Что в проклятьях на голову синюю Неба,
если мы не сумели (и вряд ли сумеем)
любить?
если мы в грязь втоптали путеводную нить
только лишь потому, что она не была золотая?

Ад воров

Сухая пыль поддерживает свод.
Палящий зной заносит молот
на воду хрупкую в оправе тростников.
Пути воров приводят в этот ад:
здесь нечего украсть и не к кому взывать.
Звенит в отчаянье качнувшееся лето
на скользкой кромке исполинских вод,
и отражаются в воде кометы,
пророчащие предпоследний год.
Возьми за воды свой народ!
Но было время водам расступаться,
когда тяжелый караван мог проскользнуть.
Теперь преследователь совместился с жертвой.
И некуда бежать. И от кого бежать? Забудь…
У края вод собрались воры.
Чужую боль, любовь чужую
опустошая как карман,
надеждам пели аллилуйю…
Но ремесло сломило волю.
И все осело в легких памяти, как пыль:
и тонкие и хрупкие богини,
дожди, прижавшие своим расстрелом к стенке,
спокойный сон на пламенной росе.
Вся пыль на полке памяти осела.
Весь прах отдать?! Карманы вывернуть и этим
искупленье и облегченье приобрести?!
И легкими как луч преодолеть
бескрайнее пространство?!
Но черви с неотступным постоянством
желают неотступно руки грызть.
Не утешайся тем, что это — месть.
Месть — преходяща. Ад пребудет вечно
С тобой — когда в тебе уже он есть.
Когда в себе его взрастил беспечно.

«Бессонны очи пустоты…»

Бессонны очи пустоты;
Ей, не наполненной смятеньем,
Век простоты быть воплощеньем,
Не зная прелесть простоты.
Ей — вечно к призракам на грудь
Склоняться головой пустою,
Век вслед за смутною толпою
Фантомов выбирая путь.
И, пролетая сквозь года,
Сама себе лишь интересна,
Всепожирающая бездна
Любви не встретит никогда.

«По водам призрак снова вынудит ступать…»

по водам призрак снова вынудит ступать
туда, где каждый шаг за чудо
почтут немые обитатели глубин
и сердцу снова нужен господин,
чтобы продать его, как продавал Иуда,
и отрицать его и, низведя в ничто,
остановиться перед выбором великим,
вновь обратившись просветленным ликом
туда, где чувства новые и новые молитвы
заставят снова буйствовать его.

Потоп

набросил небосвод на лица жертв свой плащ,
и снизошла вода на крыльях грома
в хрустальных змеях струй
прозрачными ногтями
вцепилась в листопад
— и порвала листву
и заметалась с плеском под ногами
язык ее слизнул все краски с улиц
и растворил в гортани пенной слюнкой
чудовище воды подмыло стены
— и погналось за собственным хвостом
спокойствие!
поближе к сердцу жарко
копченых языков огня не жалко
шипят желанья на сырой траве
и так прозрачна, лжива и доступна
сухая страсть в объятиях воды

Второй потоп

наполнен, уходящий тяжестью в песок,
ты попрощался с поздними цветами,
с камнями, где вскипает очиток
стекают слезы с глаз, ресничными зонтами
прикрывшими весь череп, и встает
надбровие рыдающим цунами
и пережить возможно ли потоп,
когда ковчег былым столь перегружен
и флаг разорванного неба хлещет топ?
о той, об этой вспоминая, этим
себя отдать пытаясь — кто мог знать,
что содержание, расплесканное летом,
оборотит поток воспоминаний вспять,
и вряд ли удается рассказать
о мелодичности однообразных дней
тоскливых,
коктейле неба с желтою оливой,
о том, что составляет в целом
неповторимость человека,
о прищуре
глазного уголка
пленительного ящера горы
все рассказать, особенно когда
ступня предгрозовая тишины
зависла над заброшенным селом, и струйки

Еще от автора Илья Валерьевич Кормильцев
Стихи

Помню, как резанули меня песни Наутилус. Конечно, и музыка, и удивительный, ни на что не похожий голос, но — слова. Жесткие, точные, без лишних связующих. Они били в цель, как одиночные выстрелы. Потом я узнал, что пишет стихи для группы некто Илья Кормильцев. И не только для «Наутилуса», но и для группы «Урфин Джюс». и для Насти Полевой, и еще и еще. А потом мы приехали в Свердловск и Слава Бутусов нас познакомил. Я ожидал увидеть еще одного из «Наутилуса», такого бледного героя рок-н-ролла. А увидел коротко стриженного человека в очках, совершенно несценической внешностью.


Взлёт и падение СвЕнцового дирижабля

Илья Кормильцев: «О Led Zeppelin написано очень много, и автор заранее не надеется добавить что-то новое к уже сказанному — задача намного скромнее: пересказать основные факты биографии „СвЕнцового дирижабля“».


Великое рок-н-ролльное надувательство-2

Мемуарный очерк и, одновременно, размышления Ильи Валерьевича Кормильцева «Великое рок-н-рольное надувательство».


Проза

Во второй том собрания сочинений Ильи Кормильцева (1959–2007) вошли его непоэтические произведения: художественная проза, пьесы, эссеистика и литературная критика.


Non-fiction

В третий том собрания сочинений Ильи Кормильцева (1959–2007) вошли интервью, данные им на протяжении 20 лет различным средствам массовой информации. Эти беседы позволяют узнать мнение поэта, публициста и философа Кормильцева по широчайшему спектру проблем: от чисто музыкальных до общественно-политических.


Рекомендуем почитать
Мы совпали с тобой

«Я знала, что многие нам завидуют, еще бы – столько лет вместе. Но если бы они знали, как мы счастливы, нас, наверное, сожгли бы на площади. Каждый день я слышала: „Алка, я тебя люблю!” Я так привыкла к этим словам, что не могу поверить, что никогда (какое слово бесповоротное!) не услышу их снова. Но они звучат в ночи, заставляют меня просыпаться и не оставляют никакой надежды на сон…», – такими словами супруга поэта Алла Киреева предварила настоящий сборник стихов.


Бородинское поле. 1812 год в русской поэзии

Этот сборник – наиболее полная поэтическая летопись Отечественной войны 1812 года, написанная разными поэтами на протяжении XIX века. Среди них Г. Державин и Н. Карамзин, В. Капнист и А. Востоков, А. Пушкин и В. Жуковский, Ф. Глинка и Д. Давыдов, А. Майков и Ф. Тютчев и др.В книгу включены также исторические и солдатские песни, посвященные событиям той войны.Издание приурочено к 200-летнему юбилею победы нашего народа в Отечественной войне 1812 года.Для старшего школьного возраста.


Балтийцы в боях

С первых дней боевых операций Краснознаменного Балтийского флота против белофинских банд, поэт-орденоносец Депутат Верховного Совета РСФСР Вас. Лебедев-Кумач несет боевую вахту вместе с краснофлотцами и командирами Балтики.Песня и стих поэта-бойца зовут вперед бесстрашных советских моряков, воспитывают героизм в бойцах и ненависть к заклятым врагам нашей Родины и финляндского народа.С честью выполняют боевой приказ партии и советского правительства славные моряки Балтики.Редакция газеты«Красный Балтийский флот».


Владимир Высоцкий. Сто друзей и недругов

Эта новая книга о Владимире Высоцком и о его взаимоотношениях с современниками - некая мозаика его судьбы, уже десятилетия будоражащей соотечественников. Ее автор исследует жизнь и творчество Высоцкого многие годы. Здесь впервые рассмотрены контакты легендарного барда с А.Пугачевой, Н.Михалковым, Р.Виктюком, А.Иншаковым, Ю.Визбором, З.Церетели, Н.Белохвостиковой, К.Шахназаровым, М.Жванецким и другими известными личностями. Уникальный материал содержит глава "Отчего умер Высоцкий?".


Владимир Высоцкий. По-над пропастью

Кем же был Владимир Высоцкий? Гениальный поэт, хулиган, бабник, экзальтированный циник, нежный романтик, великий исполнитель, алкоголик и наркоман, блестящий артист - кто он? Творческие взлеты и падения, невероятная популярность, безумная любовь, агрессия - все этапы его жизни до сих пор вызывают множество споров. Каковы на самом деле были отношения с Мариной Влади? В чем причина расставания с первой женой Изой? Кто были его настоящие друзья, а кто - враги и предатели? Действительно ли его смерть случайна, или...? Он один отвечал за всех.


Сердце солдата

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.