Поэзия - [14]

тело подвергнуть,

— засмеешься над тыщей напрасных шагов.

Вспомни, Господа ради, дитя, стрекозу у пруда,

что дрожала, как жилка, на мраморной шее

березы,

и соленую кожу, где бился в крутых буранах

твой корабль не раз, ожидая слияний

и претерпевая крушенья.

Погаси телевизор и дверь за собою закрой.

Once again you must hit the road.

Прикоснись к голубому клыку ночных освещений.

И рискни, наконец,

вечно связанный тысячей пут,

совместить свое я с я чужим в единенье великом.

Останавливай пьяных, прохожих считай за друзей.

Будь

что

буде т.

Конец —

неизбежен.

И чудесный фиал, что тебе безрассудно вручен,

наполняй чем придется. Клади так, как ляжет.

Укрепляет все сплав. Тает в сплаве все, как

шоколадные женщины

на солнечном пляже.

Магнитная любовь

Нежные черточки напоминаний

Облекаются пышностью безудержной памяти.

Яростный воздух

Бурю поднял

В стакане черепа.

Исход аллеи, обсаженной липами,

Предрешен стальным прутом дикого аромата,

Который ты запомнишь навечно,

Который года один за другим

Насаживает чеками,

Уплаченными за доли жизни.

Иди без стеснения,

Думая, что душа

Застегнута на все пуговицы,

Хоть и станет

Розовеющая нагота

Достоянием холодного объектива Луны.

Лица шепчут под ветром,

Очищающим стратосферу твоей мысли

От увядших ладоней осени.

Снова дождь упадет к пояснице, как платье —

Человек, в мир пришед нагим,

За колонны дивного храма прячется.

Будь ящерицей, а не птицей —

Хоть ты и не взлетишь,

Но обманешь дьявольскую руку

И твой хвост издевательски в ней изогнется.

Ты — открытая дверь,

Из которой выходит

Затихающий смех;

Облизывая сухие губы,

В темноте нащупав

Изобразительное богатство раздетого тела,

Или, совершив иное экспансивное движение

К эйфории — остановись:

Не задуматься, а принюхаться, сделать привязку

К звезде путеводной

Изведанной ласки,

Чтобы не потерять ориентацию

На Магнитную Любовь

В темном лесу

Неизведанных впечатлений.

Если ты стоял на балконе

С сигаретой в руке,

Словно бог, снисходительно наблюдая

Линьку весны

И массированную атаку

Детских колясок,

То что стоит тебе

Еще раз раствориться богом

В плывущем весеннем запахе?

Пробуждение памяти откровенно —

Не стесняясь наготы, подгоняет она чужую одежду

Под тело свое.

Так и иди — смехотворно медленно

Вдоль аллей, обсаженных лицами,

Останавливаясь на секунду

(Лишь когда асфальт липок)

Перекусить

И утихомириться в слиянии с сигаретой

У полуосвещенной стойки.

Измена

и осень начинает раздеваться,

лишь только наступают холода —

сперва приподнимает край одежды,

внезапно покраснеет от стыда,

синея утром от желтеющих туманов,

желтеет, лихорадочно дрожа —

и в окончанье, —

вся донага:

как высохший коралл

торчит остов лесов,

мычат напившиеся облака,

как ветер, застревающий в проулке,

не смея сделать шаг,

боясь разворошить палас кукушкиного льна,

переминается сосновый лес с ноги на ногу,

качается, устав стоять — и тут же засыпает

березы в исступлении нудизма

кистями крон печально лакируют небо,

и ели черные, закутавшись до пят,

насуплено глядят

и иглами пытаются содрать

лак бирюзового загара

но лиственница среди них

стоит, раздевшись,

сочувственно глядя на пляж берез

и по углям идет,

а ели раздувают

гранатовый огонь

Изменщица — Измена!

Чеснок

Прочисть ноздрю пророчествами древних,

и ты учуешь, как натерт внутри

сих глиняных расколотых сосудов

Чеснок Дурных Деяний.

Уныло песнь поется колесом,

вращаемым Мидасом и ослом,

сознание отличности растет в них,

и крепчает

Чеснок Дурных Деяний.

Возвысится, чтоб смерти избежать,

Но смерть страшнее высшим, чем простейшим —

И в страхе тянутся они все выше снова,

и вместе с ними тянется

Чеснок Дурных Деяний.

Очищенный и злой, накрошенный, натертый:

тобою привлечен, уже летит Четвертый,

Страшнее первых трех, и он крещен огнем.

Он носит имя Трезвого,

и из следов копыт его

растет Чеснок Дурных Деяний.

«По переулку, по переулку…»

По переулку, по переулку

Гуляет ветер, бессонный ветер.

Стучит он в ставни, колотит в двери.

«Эй, прихожане, стелите коврик,

Молитесь страстно, молитесь долго,

Целуйте землю!»

По переулку, по переулку

Несется пламя, сквозное пламя,

Всех очищая своим дыханьем.

И через пламя проходят души

Всех оскорбленных:

Дев престарелых, их черных кошек,

Жен изможденных, отдавших лица

Огню плиты и пене мыльной,

И стариков, кричащих тщетно

В припадке пьяном пустым карманам.

И тех, в ком старость таится скрытно

И проступает сквозь их поступки.

И ищут, ищут в путине листьев

Несчастных души: себя и время.

По переулку, по переулку

Идут, танцуют, поют и пляшут,

Не замечая скорбей пропащих —

Лиц безупречных горды анфасы,

Сердца стальные, глаза — хрустальны.

Воспоминанья! Воспоминанья!

В толпе прекрасных себя находят,

Себя находят и мчится эхо —

— о, громовое! —

Я был тобою! мог быть тобою!

Но отстраняет суть воплощенье —

В морщинах дробится отраженье.

Они снимают ладони падших

С плечей прекрасных и вдаль уходят.

Совсем уходят… навек уходят…

По переулку, по переулку

Гуляет ветер, бессонный ветер,

Колотит в ставни, молотит в двери.

Молитесь ветру,

Нерожденные дети!

Ангелы в форточке

i

Пришли времена

Вторгаются ангелы с чашами, полными горечи,

в окно моей спальни и будят меня

влажным хлопаньем крыльев: пришли времена,

держась за руки, от похмелья прозрачные — Боже! —

пришли времена, те времена, что прошли…