Поэзия Африки - [45]

Шрифт
Интервал

к тебе, что меня отыскал
под безжалостным солнцем Бенина;
взгляни:
разве я постарела?
Разве не те же морщины на лбу
и не то же страданье во взоре?
Друг мой, время не старит меня —
год ли, век, —
что мне два пальца,
скучающих на циферблате?
Я,
маска Ифе,
безразлична к векам
и в веках неизменна;
сегодня — такая ж,
как тогда, на свежей земле,
когда изваяла меня
первобытная сила искусства.
Уже не торгуют рабами — десяток сигар за штуку;
протяжные стоны не рвутся
из трюмов, наполненных смрадом.
У жизни иные заботы,
и она награждает искусство
мещанской медалью за верность текущей минуте.
— Как хороша эта маска! —
восклицает сноб, не веря себе самому.
— Хороша? — откликается архисноб. —
Но разве не ясно,
что ей не хватает штриха здесь вот, на правом виске. —
И профессорьё затевает бесстыдную болтовню,
выдвигая тысячи соображений о негритянском искусстве.
Будьте ж неладны — вы, возомнившие, что обрели
тайный смысл,
сокровенное слово маски.
Вчерашняя пошлость
копируется сегодня:
слепые поводыри
заблудились
в негритянском искусстве,
что старо, как мир, и, как мир, первозданно.
Будьте неладны — вы, решившие, что разгадали
неподвластное разуму слово.
Плоские толмачи,
чуждый от века язык
вам ли дано постичь
с вашим бесплодным рассудком?
Маска Ифе прислонила древесный лик сумеречных времен
к столу, где расставлены сувениры,
и говорит их владельцу, туристу, обживающему святые места
— Ты, почтивший меня посещеньем,
послушай, приятель:
хочешь — смотри на меня, не нравится — отвернись,
но не суди обо мне;
и, главное, умоляю,
не пытайся меня разложить
по полочкам глупым
науки чужого мне мира.

Оптимизм

Перевод А. Якобсона

Ангелы бога образовали конвейер,
штампуя кулечки счастья
в розово-голубых покоях
цвета летних закатов.
Ангелы сатаны образовали конвейер,
штампуя кулечки злосчастья
за серой занавескою капель,
составляющих тучу.
Прелюбопытное дело…
Ливень стоит стеною.
Сорок дней и сорок ночей потопа
тянутся до сих пор.
Мелькнуло нечто иное:
радуга осчастливила Ноя,
но скрылась за пеленою
бесчисленных серых капель,
составляющих ливень.
Нужны нам новые солнца,
сильнее, чем это солнце,
нужны такие лучи,
которые смогут землю
спасти от потоков злосчастья;
нужны нам новые солнца,
сильнее, чем это солнце,
нужны другие лучи,
могущие выпить тучу —
в предотвращенье потопа.
Возьми же свою сноровку,
уменье
и разуменье
и отправляйся в цех,
где люди и механизмы
фабрикуют счастье для всех.
Там, в конвейере длинном,
ты найдешь свое место,
будешь затягивать гайки,
клепать, ковать
и слесарить —
множить крупицы счастья.
Работай, работай, работай
для блага себе подобных,
так же, как те ангелочки,
что выстроились цепочкой,
штампуя кулечки счастья
и детали нового мира.
Работай…
— Я?
За меня — не волнуйся;
лучше я посмотрю, как работаешь ты,
как усталость и отвращенье
тебя одолеют на склоне лет —
на подступах к дерьмовому счастью.
Я, развалившись в качалке дней,
посмотрю, как раздавит тебя безнадежность,
а быть может, все та же надежда;
и тогда я спрошу у тебя:
— Друг мой, взыскующий неба,
задумался ты хоть раз:
а что, если бог не хочет,
чтоб были счастливы люди?

ЭЛОЛОНГЭ ЭПАНЬЯ ЙОНДО[136]

Стихи из книги «Камерун! Камерун!»

Спи, мой малыш

Перевод А. Ревича

Спи, мой малыш.
Когда ты спишь,
Мой малыш,
Ты прекрасен,
Как ранний цвет
Апельсиновой рощи.
Спи, мой малыш,
Усни, мой сынок,
Спи,
Как волны прилива,
Убаюканный ласковым бризом,
Который поет нам: «Вуа-вуа»,
Замирая у ног
Обрыва.
Спи, мой малыш,
Усни, сыночек
Черный,
Черный, как ночи,
Прекрасный,
Как ясные лунные ночи,
Как надежда на близкий рассвет,
Который ты видишь во сне.
Спи, мой малыш.
Когда ты спишь,
Мой малыш,
Как ты прекрасен,
Мой маленький черный сыночек!

Наседка

Перевод А. Ревича

Наседка квохчет:
«Мбока-мбока».
Несется, квохчет:
«Мбока-мбока».
Цыплята вырастут,
Мы их спросим:
Чего она хочет,
Зачем она квохчет:
«Мбока-мбока»?
Цыплята ответят:
«Мбока-мбока, —
Это боль, это вечная мука природы,
Материнская участь — тяжкие роды.
Как вы, так и мы
Рождены из плоти.
Все живое на свете —
Не сталь, не камень.
Рождаются дети,
Все матери стонут,
Как мать наша — квочка,
Которая квохчет:
«Мбока-мбока».

Вепри

Перевод А. Ревича

Слышу стук топоров,
Рушится сталь на стволы,
Рушатся пальмы вдали.
Слышу: «Ух-ух!» —
Лесорубы надсадно дышат,
Сокрушая сердце мое.
В грохоте грозных тамтамов
Слышу я: матери стонут
На темных полянах,
Только вчера озаренных кострами.
Там пляски, любовь и надежда
Вселяли в сердца
Единственное желанье —
Жить
И жизнь продолжать.
Слышу стон матерей:
«Белый пришелец,
Ты отнял у нас сыновей,
С тех пор опустела деревня,
Умер огонь в очагах.
Белый пришелец,
Щедро даришь ты нам голод,
Посеял нужду и погибель.
Жизнь — как отравленный пруд,
Одно здесь спасение — смерть.
О белый пришелец,
Хватит!
Довольно с нас
Пыток и мук!
Сердца наши в ранах
Рваных.
Эти раны наносит стук топоров,
Которому вторят вздохи наших сынов,
Ваших рабов,
Лесорубов.
Дни нарождаются,
Дни умирают.
Проходят,
Минет и нынешний день,
Но молодые побеги —
Дети,
Рожденные нами,
Яд ваш змеиный впитают
С нашим грудным молоком
И научатся вскоре,
Жизнь свою обороняя,
Хищника рвать зубами.
Чтоб не было каторжных лагерей,
Чтоб вырвать право на жизнь
Из пасти диких свиней,
Чтоб счастье вернуть человеку».

Тебе

Перевод А. Ревича

Как буйвол
Томится в зной без воды,

Еще от автора Мухаммед Диб
Кто помнит о море

Мухаммед Диб — крупнейший современный алжирский писатель, автор многих романов и новелл, получивших широкое международное признание.В романах «Кто помнит о море», «Пляска смерти», «Бог в стране варваров», «Повелитель охоты», автор затрагивает острые проблемы современной жизни как в странах, освободившихся от колониализма, так и в странах капиталистического Запада.


Пляска смерти

Мухаммед Диб — крупнейший современный алжирский писатель, автор многих романов и новелл, получивших широкое международное признание.В романах «Кто помнит о море», «Пляска смерти», «Бог в стране варваров», «Повелитель охоты», автор затрагивает острые проблемы современной жизни как в странах, освободившихся от колониализма, так и в странах капиталистического Запада.


Кто помнит о море. Пляска смерти. Бог в стране варваров. Повелитель охоты

Мухаммед Диб — крупнейший современный алжирский писатель, автор многих романов и новелл, получивших широкое международное признание.В романах «Кто помнит о море», «Пляска смерти», «Бог в стране варваров», «Повелитель охоты», автор затрагивает острые проблемы современной жизни как в странах, освободившихся от колониализма, так и в странах капиталистического Запада.


Бог в стране варваров

Мухаммед Диб — крупнейший современный алжирский писатель, автор многих романов и новелл, получивших широкое международное признание.В романах «Кто помнит о море», «Пляска смерти», «Бог в стране варваров», «Повелитель охоты», автор затрагивает острые проблемы современной жизни как в странах, освободившихся от колониализма, так и в странах капиталистического Запада.


Большой дом. Пожар

Алжирский писатель Мухаммед Диб поставил себе целью рассказать о своем народе в трилогии под общим названием «Алжир». Два романа из этой трилогии — «Большой дом» и «Пожар» — повествуют о судьбах коренного населения этой страны, о земледельцах, феллахах, батраках, работающих на колонистов-европейцев.


Повелитель охоты

Мухаммед Диб — крупнейший современный алжирский писатель, автор многих романов и новелл, получивших широкое международное признание.В романах «Кто помнит о море», «Пляска смерти», «Бог в стране варваров», «Повелитель охоты», автор затрагивает острые проблемы современной жизни как в странах, освободившихся от колониализма, так и в странах капиталистического Запада.


Рекомендуем почитать
Макбет

Шекспир — одно из чудес света, которым не перестаешь удивляться: чем более зрелым становится человечество в духовном отношении, тем больше открывает оно глубин в творчестве Шекспира. Десятки, сотни жизненных положений, в каких оказываются люди, были точно уловлены и запечатлены Шекспиром в его пьесах.«Макбет» (1606) — одно из высочайших достижений драматурга в жанре трагедии. В этом произведении Шекспир с поразительным мастерством являет анатомию человеческой подлости, он показывает неотвратимость грядущего падения того, кто хоть однажды поступился своей совестью.


Фархад и Ширин

«Фархад и Ширин» является второй поэмой «Пятерицы», которая выделяется широтой охвата самых значительных и животрепещущих вопросов эпохи. Среди них: воспевание жизнеутверждающей любви, дружбы, лучших человеческих качеств, осуждение губительной вражды, предательства, коварства, несправедливых разрушительных войн.


Цвет из иных миров

«К западу от Аркхема много высоких холмов и долин с густыми лесами, где никогда не гулял топор. В узких, темных лощинах на крутых склонах чудом удерживаются деревья, а в ручьях даже в летнюю пору не играют солнечные лучи. На более пологих склонах стоят старые фермы с приземистыми каменными и заросшими мхом постройками, хранящие вековечные тайны Новой Англии. Теперь дома опустели, широкие трубы растрескались и покосившиеся стены едва удерживают островерхие крыши. Старожилы перебрались в другие края, а чужакам здесь не по душе.


Тихий Дон. Книги 3–4

БВЛ - Серия 3. Книга 72(199).   "Тихий Дон" - это грандиозный роман, принесший ее автору - русскому писателю Михаилу Шолохову - мировую известность и звание лауреата Нобелевской премии; это масштабная эпопея, повествующая о трагических событиях в истории России, о человеческих судьбах, искалеченных братоубийственной бойней, о любви, прошедшей все испытания. Трудно найти в русской литературе произведение, равное "Тихому Дону" по уровню осмысления действительности и свободе повествования. Во второй том вошли третья и четвертая книги всемирно известного романа Михаила Шолохова "Тихий Дон".