Поэзия Африки - [47]

и как блудный сын исповедуюсь в моей измене

Мне говорили о маска в мои ребяческие года

будто в извечном взгляде твоем таится адский огонь

будто древняя улыбка твоя гримаса проклятья

будто ты воплощенье обмана смятенья хаоса

Маска я оставил тебя на краю дороги

так усталый путник сбрасывает с плеч громоздкого идола

вот молитва моя голос тревоги в преддверии ночи

Великие Повелители Книги Властители Закона

да будет царствие ваше наградой за мои скитания

Усталые ноги мои разбиты от долгого странствия

я прихожу к тебе как из бесплодной окаменелой пустыни

в поисках тени жаждущий прохлады живых родников

я возвращаюсь к тебе маска с высоко поднятой головой

раскаты моего смеха гремят среди праздничного веселья

я вновь обрел тебя священная пуповина моего существа

ты прекрасна ты пронзаешь мне сердце своей человеческой правдой

в глубине твоих глаз горят солнца изначальных времен

и губы твои возвещают шепотом позабытые тайны

я знаю ты не конец ты начало и обновленье

о маска ты это я взирающий на меня

я приветствую тебя как петух встречает песней зарю

Если бы я был гриот Перевод Э. Ананиашвили

Эль Хаджу Амаду Ахиджа[139]

С глаз моих в полночь после первых петухов

не срывало паутину сна козье молоко

в ту раннюю пору жизни когда мотылек

вылетает из кокона не перекатывал я во рту

не пережевывал сотни раз орехов кола и мбонголо

и вкуса пальмового вина на рассвете

вина приобщенных не знают мои уста

кто освятит мой язык для торжественных песен

будь я гриотом кудесником былых времен

я поведал бы миру о твоем высоком родстве

я возвестил бы что ты из рода кокосовой пальмы

я пел бы гремел как труба Луи Армстронга

о том как бурлит твоя кровь в жилах моего народа

ты укротивший тигра и приручивший попугая

сочетающий в себе стройность пальмы и величавость баобаба

горделивый как пик Камерун что грудью встречает бурю

исполненный тишины как Амадауа[140] среди ночи

ты повелитель слова и кузнец народных восстаний

будь я гриотом кудесником стародавних времен

я воспел бы твою сильную молодую плоть порожденье

плодородной почвы тучного ила ленивой Вури[141]

своевольной Бенуэ таинственного Вьонга и быстрой Санага

ты вскормленный щедрым Дождем с сияющим Солнцем

ты знаешь пряную мужественность напитка старинных чаш

и сладость меда собранного пчелами в сумерках

я поведал бы миру тайну твоей алхимии

ты сплотивший в рассветный час воедино саванну и лес

я рассказал бы всем о твоем высоком родстве

я возвестил бы что ты из рода кокосовой пальмы

я пел бы пел бы подобно трубе Луи Армстронга

о том как бурлит твоя кровь в жилах моего народа

Стены Иерихона [142] Перевод Э. Ананиашвили

Луи Армстронгу

Труби Армстронг труби

волны твоего дыханья бьются

в твоей трубе взвиваются на дыбы

в них память о предсмертных хрипах

в трюме о насилиях в полночный час

о щелканье бичей и стонах линчуемых

о клыках ищеек вонзающихся в живую плоть

Труби Армстронг твоя труба

ведет счет пролитой негритянской крови

пóтом негров утучнены в Америке

хлебные тростниковые хлопковые поля

ценой негритянских слез воздвигнуты небоскребы

набиты золотом бриллиантами жемчугом

доверху сокровищницы Нового Света

Труби Армстронг труби

пусть твоя труба изрыгает ураган

на истерзанный изъеденный язвами Гарлем

разбуди его бешеной скачкой своей крови

влей бодрящий сок в его тепловатые жилы

оживи засохшие ветви его дерева

в твоей трубе храпит и рвется с узды весна

Труби Армстронг труби

сокруши могучим рыком тимпаны мира

замурованного в лицемерном молчании

рычанье твоей трубы — отзвук мужественного тамтама

воскресшей Африки

труби Армстронг и пусть от грома твоей трубы

рассыплются стены Иерихона

Маска. Народность дан (Берег Слоновой Кости). Полированное дерево. Высота 30 см. Частная коллекция, Париж

РЕНЕ ФИЛОМБЕ [143]

Цивилизация Перевод Н. Горской

Они отыскали меня в моей первозданной

и сумрачной бамбуковой хижине.

Они отыскали меня,

одетого в смрадные шкуры,

меня, говорившего не на их языке,

и хохотавшего, как струя водопада,

и полюбившего черных богов,

тамтамы

и амулеты…

— Первобытный! Бедняга! — сказали они

и принялись за работу.

И вот мне на голову хлынул холодный душ

болтовни и книжных сентенций.

А потом меня втиснули

в узкий костюм

с чужого плеча.

А потом мне впрыснули в кровь,

в мою чистую, светлую кровь,

коварство, и алчность,

и алкоголь, и блудливость,

и готовность продаться за грош

и братьев продать…

Ур-р-ра! Смотрите, какой я красивый —

цивилизованный человек!

КЕНИЯ

МАРИНА ГАШЕ [144]

Селенье Перевод В. Тихомирова

Каньярири, Селенье Труда,

Селенье вечной работы.

Непересыхающим потоком

Текут старухи с мотыгами,

Темные, согбенные,

Полоть маис.

Юные жены, как ослицы,

Погоняемые нуждой,

Вверх, вниз по волнистым холмам

Идут вереницами,

Их тела изогнуты наподобие луков —

На спине поклажа,

У груди младенец;

Руками и копалками

Весь день они роются в земле,

Как куры в поисках червей.

Движенье всюду.

И даже у сельской церкви многолюдно,

Как у колодца,

Куда «обновленные» с их мегафонами

Не устают сзывать паству

На исповедь, испить живой воды.

Мужчины на заре уходят, оставив женам

Костлявых коз и плачущих детей.

ДЖОЗЕФ КАРИУКИ [145]

Бессонные в Анголе Перевод О. Тугановой

Сна больше нет.

И не звенят туго натянутые барабаны.

Их сбили с ритма

Пулеметные очереди, жалобы раненых.