Поэзия Африки - [42]

каждое из накрапывающих мгновений…

Спускался ночи суровый плащ — вечной печали друг постоянный…

Только живое время теперь я слышу.

На темной тропе — только светлых часов я чувствую шаг неустанный.

Тверже ступай, чтобы верность шаги обрели!

По той или этой тропе не ходи, единой стези избранник.

Слушай дыханье прибоя, молчанье земли,

разочарованный странник.

На перекрестке дорог дом ты построил свой,

там, где земля твоя поднялась из ярости первоначальной:

эта отвергнутая земля и стала твоей судьбой,

островитянин печальный.

Танцевальная маска. Народность сенуфо (Берег Слоновой Кости). Патинированное черное дерево. Высота 35 см. Частная коллекция, Париж

Ноктюрны Перевод Новеллы Матвеевой

I

Бухта с редкими огнями,

скачущими под волнами, —

золотые гибкие угри,

выпрыгнув на бархат черной тени,

в море лунатическом зажгли,

в тихом море, вихри отражений.

Какие-то крики, — как те, что обычно таятся в груди молчаливо,

летали, бродили…

Призраки шлюпок, чернея, сновали,

пятнами порт покрывали…

В тихой печали

мачтами чуть шевелили…

II

Одинокая, над морем,

девушка в пятнадцать весен,

что высматриваешь тайно?

Ждешь кого в ночи необычайной,

из молчанья дали?

Парохода ли, что в порт пустующий ворвется?

Или выдумку иную — средство от печали?

Или более щедрою объятия?

Или красного слова в разговоре?

Кораблекрушения любовного, — но ужели у берега?

Но еще ли — в открытом море?

Что, угольщик, сейчас тебя печалит?

Зачем пустую пристань ты не бросил

и смотришь вниз, на волны? Чья тень, скользя по свету,

баюкает, несет пучину эту,

как мертвую, качает?

Ты шумом порта бредишь,

но порт — обезголосел.

Ты — угольщик минувшего. Частица

машины, вышедшей из обихода,

забытая деталь — не для починки…

Лицо твое так чисто… Мне душу надрывает

догадка: не бывает на нем теперь ни угольной пылинки.

ГАБРИЭЛ МАРИАНО [122]

Капитан Амброзио Перевод В. Тихомирова

Черное,

Знамя черное,

Черное знамя голода,

Реет над городом черное знамя,

Вспышками света вспорото.

Ряд за рядом идут колонны,

В глазах голодных — огонь свободы,

В глазах голодных — огонь голодный —

Черное пламя голода.

Руки, руки,

Взметнулись руки.

Тяжкий шаг — пульс мятежа.

Это народ идет по городу,

Это идет мулат Амброзио,

Там, впереди, —

Мулат Амброзио

С черным штандартом голода.

Холод ночи,

И слишком долог,

Горек на вкус и неистов голод.

Но впереди идет Амброзио,

Черный стяг несет Амброзио,

Вспышки пламени там, за знаменем,

Как знамения,

Вспышки пламени там, за знаменем,

Как обещания.

Новых дорог,

Новых судеб,

Любви,

Свободы —

Всего, что будет…

Глаза голодных горят огнем —

Тысячи черных знамен.

Это народ идет по городу,

А впереди —

Мулат Амброзио

С черным штандартом голода.

Все совершилось в единый миг:

Вихрь мятежа налетел

И стих.

Был арестован мулат Амброзио,

В цепи закован мулат Амброзио,

Долго томился мулат Амброзио

В дальней темнице.

Умер Амброзио —

В землю зарыт,

Но черное знамя,

Как прежде, горит.

Рыдает голод,

Рыдает голод,

Рыдает голод на улицах города,

На улицах города стонет голод,

Тело города кричит от голода:

— Мы вымираем, о капитан!

На острове нашем, о капитан,

Голод безбрежен, как океан.

На острове нашем живем, как в пустыне,

Шикинья ушла — не стало Шикиньи,

Ньоньо уехал — погиб на чужбине,

Но ты возвратишься, наш капитан.

О, возвратись,

Приведи за собой

Ветер свободный,

Ветер-ветрило,

Ветер-ветрило невиданной силы,

Бурю такую, такой ураган,

Чтобы людская молва взговорила:

«Это вернулся наш капитан!»,

«Это Амброзио

Встал из могилы!»

Черное пламя —

Черное знамя —

Снова взвилось над городом,

Это Амброзио

Вместе с нами

Вышел на битву с голодом.

Наш отец повелел нам впредь

Петь на восходе солнца, петь,

Песней встречать капитана Амброзио.

Поэма раба Перевод Б. Слуцкого

Они о тебе говорили, что ты им больше не нужен,

Что ты лентяй и бродяга…

Они говорили также, что ты недисциплинирован

И что по всему по этому

Ты им больше не нужен…

Они прекрасно знают, что все это неправда…

Они прекрасно знают, что они лжецы.

Они хотели смешать с дерьмом твою душу,

Они хотели напиться твоей крови…

Тебя кормили

Гнилой кукурузной мукой,

Тебя поили

Болотной водой,

Тебя одевали

В старую мешковину.

Между тем плантации кофе

И плантации сизаля,

На которых ты работал,

Росли и росли, поднимались до неба,

А поезда проходили по твоему телу.

В чем же ты виновен?

Ты только сказал, что вода — грязная.

Кукурузная мука, от которой ты отказался,

Была гнилой…

Поэтому ты стал им не нужен.

Поэтому тебя называют лентяем.

Поэтому столько плохого

Говорят, болтают.

О, приди! Я тебя так давно ожидаю,

Мужественный, непокорный, мятежный!

Приди!

Дай мне руку!

Спляши вместе с нами

Гордый и воинственный

Батуке!

ОВИДИО МАРТИНС [123]

Засуха Перевод М. Самаева

Деревья

с обугленными ветвями

исходят слезами и потом.

Сожженная почва

иссякла,

обессилела даже для мук.

Души

прочернели

до самого мяса

корней.

Деревья

без плоти.

Земля

в пожаре.

Люди

в осаде жажды,

в осаде страха.

Братья мои

среди циклических катаклизмов

безводья.

И выело

силу их

горе

даже для моря.

Антибегство Перевод М. Самаева

[124]

Буду плакать,

просить,

умолять.

Не поеду в Пазаргаду.

Брошусь на землю, обхвачу

судорожными руками

эту траву и от крови черные камни.

Не поеду в Пазаргаду,

Буду выть,

орать,

убивать.

Не поеду в Пазаргаду.

Дальний путь Перевод М. Самаева

Давно изведанный путь.